Гарри, сидя на мраморной полуразвалившейся лестнице, не в силах смотреть на тела своих товарищей и даже на саму Делию – тоже думал о смерти. Он завидовал сейчас даже смерти своих родителей. Ему потребуется мужество другого рода – он должен хладнокровно шагать навстречу собственному уничтожению. Поттер почувствовал, что пальцы у него слегка дрожат, и попытался унять их, хотя увидеть его здесь никто не мог: все портреты были пусты. Он стал медленно подниматься, сел и сразу почувствовал себя живым как никогда, с небывалой силой ощутил собственное живое тело. Почему он не замечал прежде, какое это чудо: мозг, мускулы, колотящееся в груди сердце? И от всего этого ничего не останется, по крайней мере, ничто из этого не останется с ним. Он дышал глубоко и медленно, рот и горло были совершенно сухие, но и глаза тоже. Предательство Дамблдора – почти пустяк. Конечно, его план был шире. Гарри был просто слишком глуп, чтобы это осознать, но теперь все стало ясно. Он ни разу не усомнился в собственном предположении, что Дамблдор не хочет его смерти. Теперь он понял, что жизни ему было отведено столько, сколько требовалось на уничтожение всех крестражей. Дамблдор поручил им уничтожать их, и они послушно разрубали нити, связывающие с жизнью не только Волан–де–Морта, но и их самих. Какой четкий, изящный план – не губить лишних жизней, а поручить опасную задачу мальчику с девочкой, все равно обреченных на заклинание, чья смерть будет не потерей, а очередным ударом по Волан–де–Морту. Дамблдор знал и то, что Гарри не станет уклоняться, что они пойдут до конца, несмотря на то, что это их конец. Ради этого директор и взял на себя труд познакомиться с мальчиком поближе. Дамблдор знал не хуже Темного Лорда, что Поттер не позволит другим умирать за себя, когда узнает, что в его власти это прекратить. Образы Джорджа, Люпина и Тонкс, лежавших мертвыми в Большом зале, снова возникли перед его внутренним взором, и на мгновение у него перехватило дыхание: смерть нетерпелива. Но Дамблдор его переоценил, как и Делию. Гарри не выполнил свою задачу – змея еще, кажется, жива, но точно он не знал. А если так, то еще один крестраж будет привязывать Волан–де–Морта к земле, даже после гибели Гарри. Конечно, он сильно облегчил задачу своему преемнику. Гарри задумался, кто мог бы это сделать: Рон и Делия, конечно, знают, что нужно. Поэтому Дамблдор и велел ему посвятить своих друзей в тайну, чтобы, если он слишком рано встретит свою истинную судьбу, было кому продолжить его дело. Все эти мысли ложились, как ледяные узоры на оконное стекло, на твердую поверхность неопровержимой истины: он должен умереть.
Я должен умереть. Это должно прекратиться.
Рон и Делия казались ему сейчас страшно далекими, как будто они находились в какой–то заморской стране. Ему казалось, что он расстался с ними давным–давно. Никаких прощаний и объяснений, это он решил твердо. В этот путь они не могут отправиться вместе, он не даст Делии погибнуть, а их попытки его удержать означали бы трату драгоценного времени. Он взглянул на помятые золотые часы, подаренные ему на семнадцатилетие. Прошла уже почти половина часа, отведенного ему Волан–де–Мортом. Гарри встал. Сердце колотилось о ребра, как обезумевшая птица. Наверное, оно знало, что времени осталось мало, и хотело наверстать удары за целую жизнь. Не оглянувшись, он побежал к выходу что было мочи. Замок был пуст. Передвигаясь по нему в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он уже умер. Рамы портретов по–прежнему были пусты. Повсюду царила призрачная тишина, как будто все дыхание жизни, еще оставшееся здесь, стеклось в Большой зал, где выжившие оплакивали своих мертвецов. Гарри набросил мантию–невидимку и пошел вниз, и вскоре он уже спускался по мраморной лестнице в вестибюль. Может быть, какая–то частичка его души хотела, чтобы его заметили, увидели, остановили, но мантия–невидимка была, как всегда, непроницаема, и он беспрепятственно вышел на крыльцо. И тут на него чуть не налетел Невилл. Вдвоем с кем–то еще он вносил в замок мертвое тело. Гарри вгляделся, и ему чуть не стало дурно: Колин Криви, несовершеннолетний, видимо, пробрался обратно, как это сделали Малфой, Крэбб и Гойл. Умерший казался совсем маленьким.
— Знаешь что, Невилл? Я его и один донесу, — сказал Оливер Вуд.
Он поднял Колина на плечо захватом пожарного и понес в Большой зал. Невилл на мгновение прислонился к дверному косяку и утер лоб тыльной стороной ладони. Вид у него был сейчас, как у старика. Передохнув минуту, он двинулся по ступенькам обратно в темноту – отыскивать других павших. Поттер оглянулся на Большой зал. Там толпились люди, утешая друг друга, подавая воду, стоя на коленях перед мертвыми, но никого из тех, кто был ему дорог, Гарри не увидел. Ни Делии, ни Рона, ни Джинни или еще кого–нибудь из Уизли, ни Полумны. Ему казалось, что он отдал бы все время, которое у него еще оставалось, за возможность взглянуть на них в последний раз. Но смог ли бы он тогда оторваться? Нет, так даже лучше. Он спустился с крыльца в темноту. Было около четырех часов утра, и во дворе замка стояла мертвая тишина. Казалось, трава и деревья, затаив дыхание, ждали, сумеет ли он выполнить свой долг.
Гарри подошел к Невиллу, склонившемуся над очередным телом:
— Невилл…
— Господи, Гарри, у меня чуть сердце не выскочило.
Поттер скинул мантию–невидимку. У него внезапно возникла идея – он ведь хотел быть совершенно уверен.
— Куда это ты собрался один? — подозрительно спросил Долгопупс.
— Так нужно по плану, — ответил Гарри. — Я должен кое–что сделать. Послушай, Невилл…
— Гарри! — Невилл вдруг испугался. — Ты ведь не собираешься сдаваться?
— Нет, — с легкостью солгал Гарри. — Нет, конечно. Я иду не за этим. Но мне придется пока отлучиться. Невилл, ты знаешь змею Волан–де–Морта? У него есть огромная змея, он зовет ее Нагайна.
— Да, я слышал, и что?
— Ее нужно убить. Рон и Делия знают об этом, но если вдруг…
Ужас этого предположения на мгновение сдавил ему горло, лишив дара речи. Но Гарри взял себя в руки: это слишком важно, нужно делать, как Дамблдор, сохранять трезвую голову, оставить дублеров, тех, кто сможет продолжить его дело. Дамблдор знал, умирая, что оставляет троих, посвященных в тайну крестражей. Теперь Невилл займет место Гарри, и посвященных по–прежнему останется трое.
— Если вдруг они не смогут, а тебе представится случай…
— Убить змею?
— Убить змею, — повторил Гарри.
— Ладно, Гарри. Сам–то ты как?
— Нормально. Спасибо, Невилл.
Гарри двинулся дальше, но Долгопупс схватил его за руку:
— Мы все будем сражаться дальше, Гарри, понимаешь?
— Да, я…
Он задохнулся, не в силах закончить фразу. Похоже, Невилла это не удивило. Он похлопал Поттера по плечу, выпустил его руку и пошел дальше отыскивать тела. Гарри снова накинул мантию и зашагал быстрее. Неподалеку мелькнул еще силуэт, склоненный над другой фигурой, лежащей на земле. Он был в шаге от них, когда понял, что это Джинни. Она нагнулась над девочкой, с плачем звавшей маму.
— Ничего, — говорила Джинни, — все хорошо. Мы сейчас отнесем тебя в замок.
— Я хочу домой, — прошептала девочка. — Я не хочу больше сражаться.
— Я понимаю, — сказала Джинни, и голос ее пресекся. — Все будет хорошо.
У Гарри мороз пробежал по коже, но он заставил себя идти дальше. Ему показалось, что Джинни обернулась, когда он проходил; ему хотелось знать, почувствовала ли она его присутствие, но он не произнес ни слова и не обернулся. В темноте проступила хижина Хагрида. В окнах не было света, Клык не скребся у двери, приветствуя проходящих громким лаем. Вечера в гостях у Хагрида, блеск медного чайника на плите, печенье и великанья еда, огромное бородатое лицо, Рон, изрыгающий слизняков…