ыл не самым приметным и не самым примерным заведением в этих окрестностях, но не привлекая внимания общественности ненужными скандалами, спокойно существовал уже несколько десятилетий подряд. Спустившись в полуподвал, где и располагался бар, женщина твёрдой походкой прошла вдоль стойки, игнорируя приветствия от служащих. Это был её бар, но и как в большинстве случаев, она не считала необходимым кем-то контактировать без особой необходимости. Беллатриса Лестрейндж разговаривала с людьми только в двух случаях: когда раздавала приказы, либо когда безжалостно и жадно выпытывала их грязные предательские секреты. Мадам Лестрейндж ненавидела предателей больше всего в своей жизни и именно поэтому никогда их не прощала. Густой смог дыма сигарет и чего-то покрепче укрыл заведение густой пеленой, парочка глупых девиц уже развлекала изголодавшийся народ своими танцами, извиваясь в ритм музыки на своих небольших сценах, а такие мелодии заводили посетителей, заставляя принимать на душу не только крепкий алкоголь, но и что-то куда более вредное и запретное. Вышибала, сопровождающий мадам, Фенрир Сивый, был одним из самых жестоких и сумасшедших армейцев современного времени. После травмы, полученной на войне, такие качества как человечность и сострадание напрочь исчезли из его личности, что устраивало Беллатрису полностью. Женщина скривила губы в довольной улыбке, когда её главный телохранитель открыл перед ней дверь в кабинет, где её уже ожидали гости. — Какая радостная встреча! Ты пришёл меня порадовать, Родольфус? — в её скрипучем, хриплом голосе сквозила насмешка. Женщина одним взмахом руки приказала запереть дверь и под тяжёлым взглядом гостя проплыла королевской походкой к широкому креслу за столом, вальяжно в нём развалившись. Её взгляд мгновенно похолодел, прожигая мужчину насквозь, стоило ей только повернуться к нему, а на лице отразилось презрение: — Ты опоздал. Мужчина напротив побледнел от того металла, что прозвучал в её голосе, нервно стирая пот, бусинами покрывший его лоб. — Я… я прошу прощения, Беллатриса, я… — Для тебя, мисс Лестрейндж, мерзкий ты ублюдок! — крикнула она, и голос к концу фразы сорвался на октаву вверх. Тёмные глаза, напоминающие чёрные дыры, не сулили ничего хорошего, только бездну отчаяния и боли. Беллатриса толкнула стол ногой и тот с грохотом опрокинулся, заставляя Родольфуса вздрогнуть и сжаться на месте, как обреченного. Мужчина всё ещё стоял в центре комнаты и молчал, боясь произнести хоть одно лишнее слово. Женщина тем временем приподнялась в кресле, удерживая себя на месте только усилием воли, сжимая длинными ногтями подлокотники, склоняясь вперёд и прошипев подобно змее: — Сам знаешь кто уже спрашивал о тебе, и я больше не могла прикрывать твой зад, конечный ты идиот. Назначенные тебе сроки истекли ещё неделю назад. И ты сам знаешь, что он не прощает предателей, как и я… Родольфус поднял испуганный взгляд на владелицу бара и тут же замотал головой, умоляюще смотря на женщину: — Я прошу Вас, мадам. Я принес что обещал! Даже больше. Я даже не возьму ничего в счёт своей просрочки, — он судорожно стал рыскать в сумке, но дрожащие руки не позволяли ему справиться с такой простой задачей, как поиск. — Принёс? Правда? — лицо Лестрейндж сразу разгладилось и словно стало мило наивным, стирая прежний гнев в одну секунду. Только вот взгляд её чёрных глаз не изменился. Беллатриса взглянула на Фенрира и едва заметно кивнула головой на гостя. Сивый нахмурился, но понял приказ начальницы без слов. Широкая ладонь потянулась за спину. — Вот, — Родольфус протянул Беллатрисе свёрток дрожащей рукой. Сидя с гордой, почти королевской осанкой, Лестрейндж опустила взор на подношение, словно с неохотой доставая небольшой нож из внутреннего кармана пиджака. Маленькое лезвие опасно сверкнуло в тусклом свете кабинета, куда едва ли проникал звук музыки из бара, серебряное острие выглядело опаснее чего-либо в её тонкий руках. Шорох разрезанной упаковки заставил её кровожадно улыбнуться, зная, что он так сладко напоминал звук рвущейся кожи. Беллатриса любила изящные пытки, и врагам, оказавшимся в её руках, очень не везло. Белый порошок в её глазах выглядел алмазной крошкой. — Что ж… — Беллатриса подцепила немного товара на кончик ногтя и размазала его по зубам, довольно причмокивая. — Очень даже неплохо. Я бы сказала отлично. Мужчина расплылся в счастливой улыбке от такой похвалы, разве что не подпрыгивая на месте от счастья услышать такое от неё! Лестрейндж же быстро перевела взгляд на телохранителя: — Сивый? — один кивок — и холодное дуло мгновенно упирается в затылок гостя, напоминающего в это мгновение призрака. Мужчина начал безмолвно открывать и закрывать рот в ужасе, предчувствие неизбежного сковало голосовые связки мёртвой хваткой. Щелчок нажатия на курок, и выстрел со звоном прогремел в ушах. Тёмные брызги крови окрасили фарфорово-бледное лицо женщины, на котором не дрогнул ни один мускул, но вскоре довольная улыбка растянулась на тонких губах. — Как жаль. Он только наконец научился варить нормальную дурь, — наигранно вздохнула она, тут же громко рассмеявшись да так заливисто, что схватилась за живот. Лужа крови уже достигла её туфель, но Беллатриса совершенно спокойно игнорировала её, забирая из всё ещё тёплых рук покойника свёрток, позволяя себе очередную порцию наркотика, жадно причмокивая, когда тот оставлял покалывающее ощущение на языке. Молчаливый Сивый подошёл к начальнице и протянул платок, которым та не замедлила воспользоваться, стирая кровь с лица. — Убери тут всё, — брезгливо произнесла она, бросив окровавленную ткань прямо на лицо Родольфуса, чей остекленевший взгляд с прежним ужасом взирал перед собой. Переступив труп, Беллатриса направилась к выходу с прежним горделивым видом. Снова музыка и дым сигарет приняли её в свои объятия, мерцающие огни цветомузыки ударили по глазам, но тонкая фигура в чёрном ловко скользнула за барную стойку, протягивая свёрток миловидному бармену. — Ты знаешь, что делать, — потрепав любимчика за щеку, Беллатриса обвела жадным взглядом своё заведение. Эти люди — лишь мелкие сошки в её руках. И как приятно ощущать себя тем, кто управляет их жизнями. Не скрывая восторга, женщина снова начала смеяться, от души. Её хриплый голос слился с низкими битами, растворяясь в музыке этого мрачного и порочного места.