Часть 43. I Can't Drown My Demons, They Know How To Swim
Наш мозг — наш злейший враг. От него не убежать, не отдохнуть, не скрыться. Даже в бессознательном состоянии, этот тонко настроенный процессор продолжает работать, пробуждает некогда образованные нейронные связи, чтобы загнать нас в путы страха. Он аргументирует это логикой и здравым смыслом, подвергает каждое решение и действие анализу, критикует любую мысль, которая не проходит его цензуру. И лишь этому органу под силу запереть нас в тюрьме собственных воспоминаний, проводя по кругам ада снова и снова. Мозг Гермионы всегда запоминал всё: натренированная память с завидной точностью воспроизводила заученные когда-то параграфы из учебника, университетские лекции, а также события. И этот дар, ранее приносящий исключительно пользу, сейчас обратился сущим проклятьем. Потому что, даже будучи без сознания, она продолжала видеть перед собой ненавистный взгляд чёрных глаз, всё ещё слышала истеричный смех и ощущала сковывающую боль во всем теле. Хотелось кричать, но это теперь не было ей подвластно, хотелось плакать, но слёзы будто колючим комом застряли в груди. Всё, что Гермионе оставалось — это лежать и ждать, когда она вновь сможет рассмотреть что-то отличное от тьмы, куда она так неосторожно умудрилась провалиться.
Грейнджер обретала чувство владения собственным телом медленно, постепенно освобождаясь от свинцовых кандалов разума. И казалось, что каждый сантиметр, приближающий её к свободе, стоил космических усилий. Сбрасывая с себя холодные оковы, девушка мечтала выбраться на свет, оборвать эти воспоминания, что возвращали её под холодный душ снова и снова. Гулкое биение собственного пульса стало тем толчком, наконец-то выбросившим её на поверхность.
«Мы не можем оставить его с ней! Он же дружок Малфоя, а вдруг, это он её так?»
«Рон, ты совсем из ума выжил? Гермиона с ним всё последнее время проводила, не могла же она быть настолько дурой, чтобы водиться с психопатом?»
«Ну, с Малфоем она же как-то связалась до этого?!»
Чьи-то упрямые споры были первым, что Гермиона смогла расслышать сквозь ритмичные удары пульсации. Сердце размеренно билось, продолжая отмерять жизнь, словно ничего и не было «до». Грейнджер попыталась сделать глубокий вдох, но тут же под рёбрами всё свело от боли, когда глоток кислорода заставил подавиться. Значит, она всё ещё действительно жива, раз боль была настолько реальна. Застрявший внутри пузырёк воздуха вышел наружу хриплым кашлем и отозвался гулом в ушах, смешавшимся с писком больничных приборов. И в эту секунду адреналинового всплеска, все органы чувств резко обрели свою силу.