Во сне она была в саду своего дома, сидела на зеленеющей траве под раскинувшей ветви яблоней. На её коленях лежала любимая книга-биография о Маргарет Тэтчер, пожелтевшие страницы шуршали под пальцами и тёплые лучи, что пробивались сквозь густую крону, иногда ласково касались её лица, заставляя щуриться от солнечных зайчиков. Гермионе было спокойно и уютно, и уже давно не было так хорошо.
— Интересный выбор книги, хотя для тебя вполне ожидаемый. Всегда знал, что тебя вдохновит эта женщина. — родной голос дедушки прошёлся мурашками по позвоночнику, и оторвав взгляд от жёлтых страниц, Гермиона едва сдержала подступившие к глазам слёзы.
— Дедуля…
— Я присяду? — старик словно не заметил эмоционального состояния внучки и, не дождавшись ответа, присел рядом, так же скрывшись в тени яблони. Он выглядел моложе, не таким, каким Гермиона успела его запомнить, а ещё, более расслабленным и каким-то умиротворённым. Хотя, возможно, просто её сознание хотело его таким видеть.
Старик поудобнее расположился рядом, выдёргивая из-под бёдер полы своего удлинённого вязанного жилета, который носил постоянно перед своей смертью. Его густая седая борода сейчас серебрилась в солнечных лучах, напоминая драгоценный металл, и кожа была пугающе бледной, но Гермиона смотрела на него и боялась отвести взгляд. Потому что её пугала вероятность, что когда она отведёт взгляд, то он пропадёт, растворится в омуте её памяти, и она больше никогда его не увидит.
— Ты всегда была умной девочкой, дорогая. Достойной стать второй железной леди.
— Что ты тут делаешь, ты же… — голос девушки предательски задрожал, и она вцепилась в твёрдый переплёт старой книги до побелевших костяшек.
— Мёртв? Да. Но кажется, настал тот момент, когда тебе стоит напомнить то, чему я тебя учил. Всегда делать правильный выбор. И это не тот выбор, который от тебя ожидают услышать остальные. Это выбор, который правильным считаешь ты, что желаешь сделать именно Ты, — морщинистый палец уткнулся Гермионе в грудь прямо между рёбер. — Ты же уже знаешь, какой выбор сделаешь. Ты знаешь, что не сможешь оставить всё, что случилось в прошлом.
Брошенная сгорать несправедливость тебя не удовлетворит, пока все виновники не будут наказаны.
— О чём ты говоришь?
— Ты прекрасно знаешь, о чём я, моя дорогая. Ты сама переступила черту, которую никогда не хотела переступать. Ты совершила то, о чём будешь жалеть. И уже знаешь, какую дорогу выберешь, чтобы отмолить этот грех.
Повисла тишина. Ни пение птиц на задворках сада, ни шелест ветра, запутавшегося в кроне, не приносили прежнего умиротворения. Сердце Гермионы дрогнуло, а на пальцах она почувствовала горячую и липкую жидкость. Пальцы девушки задрожали, стоило ей увидеть разводы крови на собственных руках. Картинка вокруг задрожала, и перед глазами словно стали щёлкать выключателем, переключая её с уютного сада на тёмный подвал: снова и снова окуная её то во тьму, то в свет. Гермиона задрожала, холод стал охватывать её конечности, и стало невыносимо тяжело дышать.
— Ты не хочешь это забывать, как бы страшно это ни было. Потому что ты не бежишь от проблем, Гермиона. Ты их встречаешь, — Дамблдор рядом также начал переключаться, меняясь вместе с картинкой окружения, пока окончательно не превратился в темноволосую сумасшедшую женщину, на груди которой стало растекаться огромное багровое пятно. Жестокая улыбка очертила бледные черты её лица и кровь выступила на обкусанных губах:
— Это была кровь за кровь, моя дорогая. Я забрала его у тебя, а ты забрала жизнь у меня самой. Отмщение было совершено?
— Нет… нет, нет, нет! — Гермиона в ужасе стала отползать назад, наблюдая, как вокруг женщины разрастается тёмная лужа крови.
Её сердце зашлось бешенным ритмом, кислород застрял в лёгких, а потом комнату стал заполнять густой дым. Гермиона закашлялась и постаралась встать, чтобы убежать, но собственные ноги не подчинились, почти повалив её на холодный пол, покрытый водой и кровью. В ужасе забившись, Гермиона пыталась ползти вперёд, к выходу, но всё казалось напрасным. Её руки, израненные порезами, только безвольно скреблись по бетону, а выход никак не становился ближе. Девушка смотрела на дверь вдали, молясь всем известным богам, чтобы те позволили ей уйти отсюда. И резко стало казаться, что её нахождение в больнице было сном, бредом отключившегося сознания, а вот сейчас была ужасающая настоящая реальность. Кровавая, наполненная болью, страданиями и страхом.