***
Время и жизнь вернулись на круги своя. Попытки сдать сессию в периодах между лекциями не давали результата, который Гермионе хотелось бы видеть. Преподаватели относились к ней с пониманием, хотя ни один из них не преминул указать, что поставленные зачёты идут скорее авансом, нежели действительно заслуженно, что, несомненно, угнетало чувство гордости, которое ещё частично пыталось существовать внутри. Гермиона и впрямь старалась наверстать упущенное. Лекция по Криминалистическому исследованию замков, а также о способах их отпирания и взлома, была весьма увлекательной, но вызывала крайний дискомфорт от мысли, что ничто не может тебя уберечь от акта незаконного вмешательства. Профессор Люпин, как всегда, был на высоте, рассказывая в мельчайших подробностях, демонстрируя наглядные примеры. Для Гермионы это выглядело больше, как руководство по взлому любых замков. Хотя, зная о прошлом профессора, было неудивительно, что степень его осведомленности в подобных сферах была на продвинутом уровне. Стараясь записывать всё как можно скорее, Гермиона пыталась игнорировать своего нового призрачного спутника, что снова стал являться в темноте, стоило профессору включить проектор и погасить свет. Она прятала глаза в тетради и старалась лишний раз не смотреть в сторону темноты. «Это ты сделала, гадкая девчонка. Ты виновата во всём. ТЫ! Убила меня», этот голос стал частью её мыслей. Руки подрагивали, от чего почерк стал небрежным и ломанным. Естественно, такое поведение не могло остаться незамеченным.
— Гермиона? — осторожное прикосновение прохладных пальцев к руке, заставило девушку вздрогнуть и подскочить на месте, громко заскрипев стулом. В кабинете повисла тишина. — Герм, тише, это я. Джинни.
Блеск глаз в полумраке, шум проектора — как вода по трубам; неравномерное перешёптывание — всё слишком напоминало Её, слишком повторяло тот вечер, когда боль пронзала руки и было тяжело дышать.
Гермиона не могла это больше выносить, а поэтому, схватив свои вещи, бегом двинулась вниз между трибун, зажимая уши, не желая снова слышать Её смех, Её шёпот и Её крики — это было всё слишком. Пробегая мимо профессора Люпина, она лишь успела услышать его краткий вопрос, как дверь захлопнулась за её спиной, отрезая тьму и оставляя ту позади.
Кажется, это был полноценный провал. Стоя в комнате общежития перед раскрытым чемоданом, Гермиона трезво давала себе отчёт в том, что собиралась сделать. Это не было необдуманным решением, ещё будучи в больнице, девушка позволяла себе подобные шальные мысли. Что пошла не по той тропе, свернула на ложную дорожку, которую ей указывала вовсе не мораль, а исключительно собственные тщеславие и уверенность в своей неизменной и непоколебимой правоте. Сейчас же она думала иначе. К тому же, этот «призрак», что периодически её навещал, не давал ей покоя исключительно в стенах университета. И как это воспринимать иначе, если как не знак свыше? Собранные небрежно вещи, утрамбованные книгами и отныне бесполезными тетрадками. Она делала всё словно в каком-то трансе: разум погрузился в вакуум, где среди мыслей впервые стало тихо. И Грейнджер подумалось, что эта тишина стала символом верного решения. Протрусив в рюкзаке наскоро сброшенные со стола вещи, девушка запихнула следом ноутбук, резко дернув молнией. Металлический звук резанул по ушам, словно прорезая образовавшееся в голове затишье и заставляя оглядеться. Пустота — это всё, что она оставляла за собой. Пустые полки и шкаф, на скорую руку заправленная постель и тотальное отсутствие каких-либо признаков её присутствия. Когда-то её уютный уголок, отражавший всю её былую сущность, теперь стал пустым, серым и тихим, какой являлась сейчас она сама. Вот он, её нынешний лик и образ! Внутри что-то содрогнулось от мысли о том, что она совершенно растеряла себя прошлую. Но кое-что оставалось… Выпустив воздух сквозь стиснутые зубы, Грейнджер села за стол подруги, притягивая к себе брошенные когда-то тут листы, быстрым и размашистым почерком оставляя записку. Она не могла оставить друзей без капли информации, они не должны переживать о ней снова. И единственное, о чём она просила — не искать её. Хватит её собственных кошмаров, не хотелось тянуть в них ещё и своих друзей. Прижав лист на столе чрезмерно яркой статуэткой в виде лисы, Гермиона сдёрнула с подоконника заботливо оставленный там шарф и, быстро намотав его себе на шею, покинула комнату, волоча следом чемодан. Эта страница её жизни подошла к концу. Произошедшие события, увиденное и совершённое окончательно дали ей понять: юриспруденция — не её стезя, мантия судьи или прокурора слишком почтенна для неё. Ко всему прочему, она больше не хотела сидеть на месте и копаться в бумажках, поправляя белый воротничок. Она отказывается это делать. Пора было действовать.