Но ответное письмо приходит гораздо раньше, чем он предполагал. Раньше Редж вообще не представлял себе этого американца. Еженедельные письма, которые писала Нэнси, были жизнерадостно официальны, полны восклицательных знаков, а иногда там даже были пририсованы сердечко или цветочек. А Итан, как он теперь видит, парень серьезный. Так, конечно, не угадаешь, но кажется, что он достойный мужчина, не из тех, кто будет орать, или бить, или, боже упаси, грязно приставать к его девочке. Они начинают переписываться – про Беатрис, разумеется, но еще и про Черчилля и Рузвельта, про немецкое наступление, про Японию. Итан говорит, что не надо беспокоиться насчет денег, хотя и дает понять, что Грегори тоже не богаты. У нас есть недвижимость, пишет он, но мало долларов. Это Нэнси у нас из богатых.
Итан упоминает школьный шахматный клуб и как он не сумел заинтересовать Беатрис этой игрой. У нас в доме никто не играет, сетует он. Нэнси слишком рассеянная. Джеральд весь в нее – редко думает хотя бы на три хода вперед. Из Уильяма получился бы прекрасный игрок, пожелай он проводить время со своим стариком.
Редж не играл с детства, но пишет в ответ: Я готов к матчу, если хотите. Они начинают играть в шахматы по почте, посылая открытки через Атлантику. В ожидании ответа Редж ежедневно проверяет почтовый ящик на работе. Каждая открытка приносит порцию радости, словно партия в шахматы с Итаном делает его ближе к Беатрис.
Он не рассказывает Милли, что переписывается с Итаном и что играет с ним в шахматы. Однажды Нэнси упоминает в своем письме, как она рада, что у мужчин нашлись общие интересы. Когда все закончится, пишет она, мы непременно должны встретиться. Вы просто обязаны приехать к нам на остров.
Редж встревожен, что Милли насторожит строчка про общие интересы. Но она, как ни странно, вцепляется в остров. Она наверняка просто из вежливости. Но мы не поедем в Америку, когда Беатрис вернется. Когда эта война кончится, Беатрис навсегда вернется домой.
Редж понимает, что должен рассказать ей про шахматы, про письма. Но ему не хочется. Он хочет сберечь это для себя.
Джеральду удается уговорить Беа поиграть в «Монополию». Он знает, что ей нравятся настольные игры, но она терпеть не может, когда партия тянется часами. Эта «Монополия» – версия семьи Грегори, которую мама как-то сделала на Рождество, с домом на Хиллсайд-авеню, школой для мальчиков, островом и плавучим причалом. А кроме того, Уилли гуляет с друзьями, так что никакого соревнования не будет. Будет просто веселье. В прошлый раз, когда они играли втроем, Уилли перевернул доску и разбросал деньги и маленькие домики. И его отправили спать без ужина.
Через три часа Беа, зарывшись в диван, стонет.
– Ради всего святого, Джи, – умоляет она. – Можно мы просто закончим, и все. Ты победил.
Он улыбается. Никто особо и не стремился выиграть. Мама приносит поднос с овсяным печеньем и кружками какао.
– Какой унылый беспросветный день, – говорит она. – Это поможет вам согреться.
Включает радио, чтобы послушать музыку. Папа слушает ту же программу в своем кабинете.
Стерео, вечно закатывает глаза Уилли, а потом, изображая из себя взрослого, капризно произносит: Мы несовременная семья. Однажды в воскресенье Джеральд проскользнул в кухню и включил радио еще и там. Эй, Уилли, крикнул он, а как это называется, когда целых три динамика?
Музыка внезапно прерывается, мамины руки замирают, спицы застывают буквой Х.
– О господи, – ахает она. – Неужели? – Лицо охвачено ужасом. О чем это она, интересно? – Итан, – зовет она, повысив голос.
Мужской голос по радио объявляет, без всякого вступления, что японцы атаковали с воздуха Перл-Харбор на Гавайях, это только что сообщил президент Рузвельт.
– О господи! – вновь восклицает мама, а потом в дверях появляется папа, и они смотрят друг на друга, а мужской голос по радио продолжает говорить, и Беатрис выпрямляется, лицо у нее мертвенно-белое.
За ланчем самые популярные девочки школы толпятся вокруг Беа. Они расспрашивают ее про карточки, про то, как заклеивать окна, как жить без мяса. Беа очень старается отвечать на все вопросы, но, как часто в последнее время, и жизнь в Лондоне, и девочка, которой она тогда была, кажутся очень-очень далекими.
Ей ужасно хочется попасть в круг этих красоток. Те, с кем она дружила до сих пор, милые тихони, но совсем не такие, с кем ей хотелось бы общаться, хотя, наверное, они ей больше подходили. А эти девицы яркие, громогласные, из тех, что громко смеются и обмениваются многозначительными взглядами. Они подпускают к себе, только если нужно помочь разобраться с домашним заданием по латыни или когда хотят разузнать что-нибудь про Уильяма. Однажды Люси Эмери подсаживается к ней после ланча.