Любимая, здравствуй!
Пишу тебе — значит, все хорошо и угроза «губы» миновала. Все хорошо, если не считать того, что поспал всего два часа. Но это житейские мелочи.
Вернулся из наряда, собрался было поспать, но вместо этого посмотрел два кинофильма: «И снова утро» и «День счастья». Оба фильма видел впервые. Особенно разбередил мою впечатлительную душу последний фильм. Если бы я не посмотрел его, то примитивно завалился бы спать, но я посмотрел и спать не могу поэтому. Еще как только начался фильм, вспомнил о тебе. И еще не кончился фильм, а я уже знал, что не смогу заснуть, пока не напишу тебе. Это письмо — порыв, неодолимый порыв. Я хочу много сказать тебе, но знаю, что в этом письме не скажу и половины.
Прости мне эту не в меру сильную страсть к стихам. Я люблю поэзию, потому что в ней очень верно выражаются чувства, буквально в двух словах… Прости мне эту страсть.
Знаешь, то, что я не доскажу в этом письме, ты узнаешь, если еще раз посмотришь этот фильм. Первое, что заставило меня вспомнить о тебе во время фильма, это артистка Тамара Семина. Татьянка, ты очень-очень похожа на нее. Тебя нельзя ни с кем сравнивать и сравнить, потому что ты несравнимая. Я тебя ни с кем не могу сравнить, никогда. Ты человек такой прекраснейшей и неповторимой души, такой прекраснейшей и неповторимой природы, что я тебя не сравню ни с кем…»
И вот у меня такое чувство, сын, будто что-то мое, давнее повторяется в тебе, в этом вот — «нельзя сравнивать», «не могу сравнить», «не сравню ни с кем». Это как отголосок и моей молодости.
Жизнь в ту пору тоже надолго разлучила меня с девушкой, которую через много-много лет ты станешь звать мамой. Нет, нас не семь тысяч верст, как тебя и Татьянку, разлучали, но не расстоянием измеряется разлука, а временем и тоской сердца. И было так же. Я смотрел кино «Луна слева». Там играла Зоя Валевская. Фильм был военный, про Красную Армию, но великой любви там было не меньше, чем сражений. Меня ослепило: Зоя Валевская походит на мою любимую! Хотя она, в общем-то, не была похожа…
Мог ли я знать, что через пропасть времени, через сорок лет почти, мой младший сын переживет почти такое же чувство? Только вот сравниваем мы с героями кино, книг вовсе не тех, кого любим: любимый человек всегда выше сравнений (ты прав, говоря, что свою Татьянку не сравнишь ни с кем!). Это мы величие чувства своего сравниваем с тем, в какое поверили на экране, на сцене, в книге. Большая любовь часто ищет своего утверждения в таких вот сравнениях.
Но вернемся к твоему рассказу о «Дне счастья».
«…Сегодня он, Александр Иванович Березкин, сказал, что не надо говорить о любви, о ней слишком много говорят. «Слишком много говорящих и очень мало делающих…» Нет, он неправ! Надо говорить, надо, я не могу не говорить, ты слышишь? Меня мучит разлука с тобой. Не иметь возможности скорой встречи! Так дайте мне хоть право говорить о любви и не упрекайте, что я человек только говорящий.
Татьянка, ты единственный человек, способный дать мне счастье. Порой мне становится очень больно от сознания того, сколько тяжелых минут я тебе доставил. Нет, не минут, наверно, больше, чем минут.
Это письмо не похоже, конечно, на письмо железного рыцаря, но я не считаю его и приступом малодушия, сентиментальности, и не считай так ты. Зная свою любовь, ты можешь поверить в мою. Это не малодушие. Это очень большая и крепкая благодарность тебе. Я не хочу быть и не хочу казаться великодушным покорителем сердец, я не хочу ставить свою любовь выше твоей, потому что не имею на это права. Это было бы оскорблением твоей любви, твоей несравнимой любви.
Гордость — ценное качество. Но я не имею права быть гордым собой. И я горжусь тобою… Ты — та высота, которую я искал и нашел для того, чтобы к ней стремиться.
Прости меня, если это письмо покажется тебе криком малодушия. Девушки любят гордых. Мальчишки — тоже. Но я люблю говорить правду. Этому меня научила мама. А правда, как нигде, нужна в любви. Я хочу, чтобы между нами не было ни капельки неправды. И ты этого хочешь, я знаю.
Я смотрю на тебя и знаю, что лучшего, чем ты, человека не встречу. Никогда.
Ответь, любимая. Я жду твоих писем очень. Мне хочется видеть тебя… Мне хочется просто прижаться щекой к твоей щеке и молчать, молчать хоть всю жизнь, лишь бы ты прижималась щекой к моей щеке. А пока этого нет, я буду говорить, я буду кричать о своей любви. Пусть слышишь меня только ты…
Твой Сашка».
Тебе от Татьяны:
«Любимый, здравствуй…
Сегодня получила два твоих письма. Странно, но только сегодня, еще не зная, что ты напишешь мне о фильме «День счастья», третий раз смотрела его. И, ты знаешь, если бы не пришло твое письмо сегодня, то день бы для меня не существовал. Но ты гений, и письмо пришло. Только я не пойму, почему ты считаешь его приступом малодушия? Нет, у меня часто, очень часто бывают такие порывы: «Рвать стихи, смеяться и кричать…»
Может быть, вот в такие минуты весь человек…
Саша, а какая я глупая! Сегодня увидела на остановке человека, похожего на тебя. В первую минуту я даже подумала: ну как ты мог попасть сюда? И готова была закричать, но, к счастью, свет упал на него, и я чуть-чуть не расплакалась. Мне так захотелось видеть тебя…»
«30 января.
Татьянка!.. Сегодня я счастлив, очень-очень счастлив. Получил два твоих письма. Наконец-то! Как я ждал их!»
И как же счастлив за тебя, сынок, я: ты держишь в руках (наконец!) эти заветные письма, ты прочел в них главное — Татьянкииы мысли, знать которые так хотел:
«…Мое счастье слишком трудно мне досталось, чтобы держать его взаперти. Мне хочется всему миру крикнуть: «Люди, я очень счастлива!»
«…Сегодня у меня какое-то тревожное состояние. Вернее, предчувствие: чего-то жду, и сама не знаю чего… Как мне не хватает тебя в такие одинокие вечера! Сегодня именно такой вечер».
«…Ты пишешь, что я вернула тебе жизнь. Но, милый мой, если б не я это сделала, то кто-нибудь другой. Просто для другого это было бы меньшим счастьем, чем для меня…»
Два письма. Радость и грусть, вера и сомнение. Свет и тень любви — два полюса, между которыми мечется живое сердце.
А вот пишешь ты:
«Уже вечер, и я с самого обеда только и делаю, что перечитываю твои письма. Еще бы, ведь я так долго не слышал тебя!
Родная, — очень волнуюсь за ваше распределение. Неужели ты не сможешь добиться Свердловской дороги? Но если даже не удастся, знай крепко одно: после армии я буду с тобой, где бы ты ни была. Я приеду к тебе на край света, я приеду, куда бы тынпи позвала меня. Слышишь?
А еще лучше будет, если ты получишь диплом с отличием. Тогда мы вместе махнем в Пермский политехнический. Я обязательно буду сдавать туда летом 68-го года. А как ты на это смотришь?.. На днях у нас откроются курсы по подготовке в вузы. Курсы, так сказать, самодеятельные, созданные нашей властью (бюро ВЛКСМ) и строящиеся в основном на двух началах: 1. Энтузиазм. 2. Наличие в роте одного молодого человека с высшим образованием (физмат), который прибыл к нам как раз в то время, когда я был в отпуске. Думаю, дело выйдет.
Пиши, родная…
Твой Сашка».
И вот еще письмо с той же датой, самое важное для меня письмо. Оно поможет понять многое, в том числе и смысл (огромнейший для тебя!) самого права произносить это удивительное слово — Любимая. В нем начало твоего счастья.
С величайшим волнением и сложным чувством радости и боли за тебя, слитых в одно, перечитываю я эти строки…