Часть ехала, видно, не первостатейная, потому как маршрут следовал по обычному графику, не то что некоторые с пометкой чуть ли не в аллюр три креста. Стоянки выдавались не короткие, и начальник эшелона — непоседливый молодой капитан — то и дело исчезал у дежурных и тотчас появлялся на перроне, нервно меряя его шагами.
И вдруг образовался безостановочный прогон через две станции, даже время нагнали. И опять застряли надолго.
Ивану Артемьевичу захотелось размяться, пошел к дежурному.
— Из-за чего приколол? — спросил для порядка.
— Путейцы перегон закрыли, — ответил дежурный, зевая. — Рельсы меняют.
— Надолго?
— Минут через пятнадцать выпущу.
— Далеко они?
— Нет. Километров семь.
— Поговори с соседом. Может, пока я еду, откроются ремонтники, проскочу побыстрее…
Дежурный закрутил ручку аппарата.
После трехминутного разговора, из которого ничего нельзя было понять, дежурный подошел к аппарату и выбросил Ивану Артемьевичу жезл.
— Получай, Иван Артемьевич. Только гляди получше.
— Я не ты, днем не зеваю, — улыбнулся Иван Артемьевич и довольно засосал трубку.
— Со вчерашнего дня не спал, — снова зевнул дежурный. — Ну, чего стоишь? Иди… И я с тобой до колокола, а то солдаты разбрелись, не собрать командой-то.
Иван Артемьевич пошагал к паровозу под колокольный звон.
Состав взялся легко и скоро вытянулся за семафор. Иван Артемьевич глянул на часы и откинулся на спинку, раскуривая трубку.
— Чего это мы плетемся, как опоенные? — поинтересовался Костя.
— Тише едем — дальше будем.
— Вроде бы не твоя эта поговорка, — заметил Костя. — Пристал, что ли, дядя Ваня?
— Так уж и пристал… Я до победы приставать не имею права. Чего это?! — вдруг бросился он в окно.
— Петарда!
Не успел Иван Артемьевич сообразить, в чем дело, как и на его стороне сухо пальнуло.
— Эх, леший! Заболтались…
Иван Артемьевич повернул ручку тормозного крана, одновременно подтянув регулятор, дал три коротких свистка. Состав дрогнул, переходя на торможение. Иван Артемьевич, вывалившись по пояс из окна, посасывал трубку. Состав медленно подполз к красному щиту, воткнутому посреди колеи, и остановился.
Часто запышкал воздушный насос. Иван Артемьевич не торопясь спустился на бровку, прошел вперед, стал перед паровозом.
Навстречу ему бежал путейский бригадир Ялунин.
— Чего хулиганишь, дядя Ваня? — крикнул еще издали.
— А ты что армию держишь? — спросил добродушно Иван Артемьевич.
— Я предупреждение давал. И оградился. Ты что, не слышал, как петарды раздавил?
— Ладно… — отмахнулся Иван Артемьевич. — Долго держать будешь?
— Погляди сам. Не укладываюсь во время, минут десять-пятнадцать придется постоять. Рельсы чертовы — длиннее наших, при каждой стыковке резать приходится.
Иван Артемьевич видел впереди оборванную нитку пути. Метрах в пятидесяти бабы и мужики зашивали путь, а в месте стыка двое мужиков лихорадочно качали рычаг пилы, отгрызающей от рельса метровый кусок.
— Еще сверлить под накладки надо, — сказал Ялунин.
В это время из-за паровоза выскочил запыхавшийся капитан. Он стриганул взглядом вперед и, бледнея, повернулся к железнодорожникам.
— Кто разобрал путь?!
— Ну я, — ответил Ялунин.
— Ты понимаешь, что ты наделал? — голос капитана креп.
— Работаю.
Из-за паровоза показались еще трое: два офицера и солдат с автоматом. Первым шел подтянутый майор.
— В чем дело, Коптелов? — спросил капитана.
— А вот, — показал тот в сторону путейцев. — Путь разобрали, крысы тыловые.
— Отставить ругань! Как разобрали?.. — не понял майор.
— Ехать нельзя, — уточнил капитан.
— Ты что это, капитан, хреновину порешь? — вдруг стал перед ним Иван Артемьевич. — Иди, Ялунин, к своим, я тут объясню.
— Нет, позвольте, товарищ машинист, — остановил всех майор. — Вы имеете дело с воинской частью, которая направляется в действующую армию.
— Уймите сначала своего капитана, а то он слюной изойдет, — попросил Иван Артемьевич.
— Вы как разговариваете! — тоже начал сердиться майор. — Мы вправе знать, что с нами происходит, почему такие вещи…
— Это саботаж, вредительство! — опять врезался капитан.
— Ты кто, майор? — дядя Ваня пососал трубку, не обратив внимания на капитана.