— Он зовёт меня в бар, — говорила Машка. — В это воскресенье.
— Здорово, — задумчиво произнесла я.
— Пойдём со мной, пожалуйста, — она жалобно смотрела на меня, сложив руки ладонь к ладони, как при молитве.
— Маш, — уже привычно, как по сценарию, я произнесла её имя и вздохнула.
— Они адекватные ребята, всё пройдёт спокойно.
— Ты поэтому меня берёшь? Или тебе нужна страшная подруга на вечер?
— Ещё раз назовёшь себя «страшной подругой», — жалобность моментально исчезла, теперь Машку распирало от ярости, — и я утоплю тебя в этой ванной.
Выгнув бровь, я молча подняла руки вверх, сдавшись под напором этого аргумента.
— Так вот, — продолжила моя неугомонная подруга, пересев со стиральной машинки на край ванной, — я беру тебя не потому, что мне страшно идти на свидание одной, а потому что ты понравилась одному из них, и Каин попросил тебя взять.
— Каин?! — не своим голосом воскликнула я, удивившись абсурдности этого погоняла. — Он что, брата убил?
— Никого он не убивал! — возмутилась Машка, затем, задумавшись, добавила: — наверное. Но не об этом речь.
— На твоём месте я бы не стала встречаться с человеком, которого называют Каином.
— Вер, блять. Ты пойдёшь со мной или нет?
Я знала, что даже если откажусь, моя глупая рыжуля пойдёт в бар несмотря ни на что. Этот щетинистый байкер средних лет с фото был в её вкусе. Он был её стопроцентным типажом, так что шанса она не упустит. Отправлять её одну я не хотела. Просто не могла. Поэтому, переступив через себя, сказала:
— У тебя есть фотка того, кому я понравилась?
Расплывшись в улыбке до ушей, Машка начала копаться в телефоне и, спустя несколько секунд, показала мне моего «принца на железном коне». Его я, почему-то, узнала с той ночи. Он был относительно тихим, и тем самым «выделялся» в моих глазах на фоне своих шумных друзей. Но что больше всего я запомнила — его кожаную жилетку с вышитым на спине орлом — явно ручная работа — и его прилизанные волосы. То ли он перебарщивал с гелем, то ли вообще не мыл их.
— Маш, я не по «папикам», ты же знаешь.
— Окей, просто пообщайся с ним. Проведи вечер за его счёт. Расслабься от этого дерьма, в конце концов. Я же не прошу тебя с ним детей крестить или спать. Уговор – сходить со мной за компанию, что делать дальше – решать только тебе. Если в какой-то момент вечера ты захочешь уйти, я встану и уйду вместе с тобой.
Андрей.
Передо мной лежали стопки тетрадей, и стояли три бумажных стаканчика с кофе, два из которых я уже успел опустошить за то время, что сидел в учительской. Мне было слишком сложно влиться в эту бумажную рутину с заполнением журналов, проверкой тетрадей, написанием отчётов для завуча, суть которых до конца мне не ясна, и составлением конспекта урока. Я и раньше из рук не выпускал ручку, всегда что-то писал: вёл истории болезни, ставил диагнозы на бумаге, оформлял выписки, также вёл отчётность для зав. отделения, но писанину всегда можно было переложить на плечи медсестры, подсластив её гнев, в прямом смысле этого слова, коробочкой конфет. А здесь… Здесь я отдувался за всё сам, хотя и сам был виноват. Я попал в ловушку собственного желания проверить знания учеников, и теперь сидел, проверяя тесты всех классов, начиная с пятого.
Заметив краем глаза шевеление, я услышал стук каблуков, и даже малейший намёк на былую концентрацию внимания на работе растворился.
— Вы, Андрей Игоревич, домой не собираетесь? — голос принадлежал моей коллеге-ровеснице, которая вела химию.
«Только бы вспомнить твоё имя, — подумал я, судорожно перебирая в голове все женские имена учителей. — Наталия? Нет. Марина… Марина Геннадьевна? Нет. Чёрт!»
— Очевидно, не сегодня, — вздохнув, ответил я, ударив ладонью по непроверенной стопке тетрадей и упустив вежливую часть с упоминанием имени коллеги.
— Ничего, — улыбнулась женщина. — Привыкните.
Она, поставив журнал на полку, подошла к шкафу, где учителя хранили свои вещи.
— Вы не голодны? — спросила химичка, извлекая из своей сумки пластиковый контейнер. — Я брала пирог, но не успела съесть. День сумасшедший. Хотите?
Есть я действительно хотел сильно, с самого утра крошки во рту не было, но принимать пироги от незамужней женщины — всё равно что давать ей надежду на что-то большее, чем просто рабочие отношение.