— Ты когда-нибудь был женат?
— Нет. Правда, однажды чуть было не женился.
— Ты был помолвлен?
— Нет, но подумывал об этом.
Ну, подумывать — не в счет, решила Габриэль.
— И что же случилось?
— Я хорошенько разглядел ее мамашу и удрал как черт от ладана. — Он опять взглянул на нее и улыбнулся, как будто и впрямь сказал что-то смешное. — Можешь отпускать. — Тонкая металлическая полоска мерной ленты просвистела вдоль стены и со щелчком смоталась в коробочку, ударив его по большому пальцу. — Черт!
— Ой!
Ты это нарочно!
— Ты ошибаешься. Я пацифистка, но, признаться, подумывала об этом. — Она встала, прислонившись плечом к стене, и скрестила руки на груди. — Готова спорить, что ты из тех разборчивых парней, которые мечтают, чтобы их жена готовила, как заправская повариха, и выглядела, как супермодель.
— Я не хочу, чтобы моя жена выглядела как супермодель. Вполне достаточно, чтобы она была в меру привлекательной. И чтобы никаких длинных ногтей! Меня пугают дамы с огромными когтями. — Он опять улыбнулся, на этот раз едва заметно. — Самое страшное зрелище — это когда такие кинжалы приближаются к гениталиям.
Габриэль не стала спрашивать, испытал ли, он нечто подобное на собственном опыте. Ей не хотелось этого знать.
— Но насчет поварихи я права, не так ли?
Он пожал плечами и растянул мерную ленту по стене до потолка.
— Это для меня важно. Я не люблю готовить. — Он помолчал, снимая измерения, и записал их рядом с первыми. — Я не люблю ходить по магазинам, стирать и убирать. Все эти вещи обычно охотно делают женщины.
— Ты серьезно? — Он казался совсем нормальным человеком, и все же в какой-то момент жизни его развитие приостановилось. — С чего ты взял, что женщины охотно стирают и убирают? Ты, наверное, удивишься, узнав, что мы не рождаемся с биологической предрасположенностью к тому, чтобы стирать носки и драить туалеты.
Металлическая мерная лента аккуратно скользнула обратно в металлическую коробочку, и он повесил ее на свой ремень.
— Может быть. Только мне известно, что женщины обычно не так сильно настроены против уборки и стирки, как мужчины. А мужчины, в свою очередь, охотно меняют масло в автомобиле, чтобы женщины могли проехать десять миль до магазина и купить себе новое платье или косметику.
Конечно, женщины ездят в магазин за покупками. Интересно, какой чудак меняет ему масло в автомобиле? Габриэль покачала головой.
— По-моему, ты еще долго проживешь холостяком.
— Ты что же, мой личный экстрасенс?
— Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять: ни одна женщина не захочет стать твоей спутницей жизни. Если только не увидит в этом браке что-то полезное для себя, — поправилась она, вспомнив про тех несчастных женщин, у которых нет собственного жилья.
— Она увидит в этом браке кое-что полезное, — в два больших шага он преодолел разделявшее их расстояние, — а именно меня.
— Я имела в виду что-то хорошее.
— А я хороший. Очень даже хороший, — сказал он тихо, чтобы его не услышали за дверью. — Хочешь, я покажу тебе, какой я хороший?
— Нет. — Она выпрямилась, оттолкнувшись от стены. Он стоял так близко, что она видела черные ободки его зрачков.
Джо убрал ей за ухо прядь волос, задев большим пальцем щеку.
— Теперь твоя очередь.
Она покачала головой, боясь, что если он захочет показать ей, какой он хороший, она не будет слишком сильно сопротивляться.
— Нет, я верю тебе на слово. — Он негромко засмеялся:
— Я имел в виду, что теперь твоя очередь отвечать на вопрос.
— А-а, — протянула Габриэль, испытав странное разочарование.
— Почему такая девушка, как ты, до сих пор не замужем?
Она не совсем поняла вопрос и попыталась разыграть оскорбленное самолюбие, но слова ее прозвучали жалким лепетом:
— Такая, как я?
Он провел большим пальцем по ее подбородку и нижней губе.
— При виде такой копны непокорных волос и таких больших зеленых глаз мужчина способен забыть обо всем.
Его страстный тон отозвался жаром внизу ее живота. У нее подгибались колени.
— О чем, например?
— Например, о том, что поцелуй в подсобке неуместен, — сказал он и медленно приблизил губы к ее губам. Лаская рукой бедро Габриэль, он привлек ее к себе. Кожаные кармашки его ремня с инструментами прижались к ее животу. — А еще о том, зачем я сюда пришел и почему мы не можем провести день так, как это положено настоящим любовникам.
Его губы коснулись ее губ, и она ответила на этот поцелуй, не в силах противиться всепоглощающему порыву желания. Кончик его языка тронул ее язык и снова исчез. Это был медленный, неторопливый поцелуй. Джо опять прижал Габриэль к стене, сплел свои пальцы с ее пальцами и закинул ее руки наверх. Ее влажные губы льнули к его губам. Его язык нежно проникал в ее рот и ласкал его.
Она выгнула спину, прижавшись грудью к его крепкому торсу. Соски ее затвердели. Он поцеловал ее крепче, и внутри у Габриэль все запылало. Живот наполнили горячие волны, а из горла вырвался невольный стон.
Потом она услышала, как Джо откашливается, но, окутанная гипнотическим облаком его насыщенно-красной ауры, удивилась: как он может кашлять, если его язык у нее во рту?
— Когда ты закончишь с полками, Гейб, проверь, пожалуйста, накладные на бракованную партию тарелок.
Джо отпрянул. Вид у него был таким же растерянным, как и у нее. Она поняла, что сейчас говорил не он, и, повернув голову, увидела Кевина, выходившего из подсобки в торговый зал салона. Раздался звон колокольчика, возвестивший о приходе посетителя. Если Кевин и сомневался, что у нее с Джо роман, то теперь его сомнения рассеялись.
Джо отступил от нее и взъерошил пальцами волосы, потом вздохнул и опустил руки. Взгляд его был по-прежнему удивленным и немного ошарашенным, как будто чей-то невидимый кулак огрел его по башке.
— Наверное, тебе не стоит так одеваться на работу. — Желание еще бурлило в жилах Габриэль. Она качнулась на каблуках и озадаченно оглядела свое платье. Юбка ниже колен, довольно скромный свободный лиф…
— Как так? Чем тебе не нравится это платье? — Он скрестил руки на груди.
— Оно слишком сексуально.
От удивления Габриэль утратила дар речи, но, взглянув ему в глаза и поняв, что он не шутит, невольно расхохоталась.
— Что здесь смешного?
— Даже при очень большом воображении это платье не назовешь сексуальным.
Он покачал головой.
— Может, все дело в черном кружевном бюстгальтере, который на тебе?
— Если бы ты не заглядывал мне в вырез, то и не знал бы про бюстгальтер.
— Не надо было мне его показывать.
— Ах так это я тебе его показывала? — Гнев остудил последние остатки желания, и она уже не находила в этой ситуации ничего забавного. — Ты хочешь сказать, что при виде черного бюстгальтера теряешь самообладание?
— Обычно нет. — Он оглядел ее с ног до головы. — Что за вещества ты жгла сегодня в салоне?
— Апельсиновое и розовое масло.
— И больше ничего?
— Нет. А что?
— Скажи, в этих пузырьках, которые ты повсюду таскаешь с собой, есть что-то наркотическое? Может, это какое-то шаманское снадобье?
— Тебе кажется, что ты поцеловал меня из-за шаманского снадобья?
— Да, это было бы вполне разумным объяснением. — Боже, какая нелепость! Габриэль подалась вперед и ткнула ему в грудь пальцем.
— Слушай, тебя в детстве случайно не роняли головой вниз? — Она опять ткнула в него пальцем.
Он обхватил ее запястье горячей ладонью.
— Насколько я помню, ты провозгласила себя пацифисткой.
— Да, я пацифистка, но ты просто вывел меня из… — Габриэль замолчала, прислушиваясь к голосам, доносившимся из торгового зала. Они приближались к подсобке, и ей не надо было видеть говоривших, чтобы знать, кто они такие.
— Гейб здесь, в подсобке, со своим приятелем, — сказал Кевин.
— С приятелем? Когда вчера вечером мы с ней разговаривали по телефону, она не сказала, что у нее есть приятель.