— Его взяли на границе с Весталингом. Доставили на объект НУЛЛУМ.
— Я понял, — глухо сказал я. — Буду через час.
***
Семь лет назад я прошел все известные психологии стадии горя.
Сначала было оцепенение. В тот период я действительно мог свихнуться; разум мне попросту отказал. Я тупо сидел в четырех стенах. Не помню, как ел или спал, или делал хоть что-то. Только лицо Коннора порой всплывало из тумана, когда брат пытался меня растормошить. Я отказывался возвращаться. Не хотел думать. Не хотел вспоминать.
Поначалу Коннор держался осторожно, будто боялся, что я на его глазах разлечусь на кусочки. Потом он пытался вызвать меня на разговор, заставить хоть как-то реагировать. Спустя некоторое время его терпение лопнуло. Он орал. Кидался стульями. Однажды заявился в мою комнату и сунул мне под нос какую-то бумагу. Я увидел только мрачные слова в заголовке — «Свидетельство о смерти» — и не стал читать дальше.
— Всё кончено, ты понимаешь?! Всё! Смирись ты уже! Надо двигаться дальше, Даррен!
Я ничего не сказал, однако в незримом коконе, который окружал меня, показалась прореха, и залатать ее удалось не сразу. Я неожиданно стал четче осознавать происходящее. Но это помогло лишь на пару дней. Одна мысль, одна ужасная мысль о том, что случилось, и я вновь ушел в себя.
Потом в наш дом заявилась Ливия. Я даже не помню, зачем спустился на первый этаж, но голоса, доносящиеся из библиотеки, заставили меня свернуть в коридор и затаиться. И пока я стоял там и слушал рассказ девушки моего брата, ко мне начали возвращаться эмоции.
То, о чем говорила Ливия, казалось бредом. Как сюжет к дешевому фильму. Фантазия. Нереальная фантазия. Ливия была одной из Киари. Ливия, девушка моего брата, работала на врагов моей семьи. Ливия, великолепная, идеальная Ливия, все это время шпионила за нами. Она подобралась так близко, чтобы нанести удар изнутри.
Я стоял в полумраке, переваривая эту исповедь. Ливия говорила быстро, ее голос дрожал, срывался, и под конец она разрыдалась. Она ведь никому, никому не желала зла. И она правда любила Коннора.
Потом заговорил брат. И я никогда не слышал столько ненависти в его голосе.
— Убирайся. И больше никогда не смей появляться в этом городе.
— Коннор, прошу…
— Ты осознаешь, что натворила? Вы погубили невинную девушку. Ты… ты сломала моему брату жизнь! Убирайся вон, и клянусь, если ты снова появишься в Весталинге, я тебя засажу за промышленный шпионаж!
Я не сомневался в том, что он исполнит угрозу. Так Ливия исчезла из нашей жизни. Коннор больше ни разу не упоминал ее имя, но я знал, что ему больно. Никого и никогда он не любил так сильно, как любил ее. Однако брат не смог бы простить человека, который нанес мне такой сокрушительный удар.
А я впервые взглянул правде в глаза. Вот тогда меня и накрыло. И я пережевывал снова и снова воспоминания, которые вдруг стали такими четкими, такими реальными. Теперь я не мог спрятаться от гнетущих мыслей. И все же, неожиданно для самого себя я нашел ниточку, за которую смог удержаться. Когда я неподвижно сидел в темноте, когда не мог и не хотел сделать новый вдох, когда я катался по полу и выл сквозь стиснутые зубы как истеричная сучка, только мысли о мести помогли мне выжить.
Потому что не я один был виноват в том, что случилось.
Я много пил, практически не слезал с наркоты. Раздолбал пару аэробилей. Ввязывался в драки в подворотнях и элитных клубах. Ничего не помогало; меня словно жгло изнутри, и заглушить это чувство не удавалось.
Возможно, сегодня мне станет немного легче. Когда я посмотрю в глаза человека, который стоял за тем, что случилось семь лет назад.
Шин ждал меня у входа в закрытое помещение. Я коротко кивнул помощнику, и он повел меня внутрь по узкому коридору. Мы спустились на нужный уровень и вошли в отсек с глухими бетонными стенами. В самом центре дальней комнаты на металлическом стуле сидел связанный человек, рядом с которым возвышались лучшие ребята из моей охраны. Долгожданного гостя уже успели потрепать: под правым глазом наливался синяк, а подбородок был испачкан кровью.
Звук шагов заставил пленника выше поднять голову. Он улыбнулся дрожащими губами. Я неспешно приблизился, взял стоящий рядом стул и, повернув его спинкой вперед, сел, не сводя глаз с Брента. Выглядел он паршиво, и дело было даже не в том, что ему разбили лицо. За прошедшие годы он похудел, его мускулы будто сдулись, а под глазами легли морщины, совсем как у старика.