— Так иди. Я тебя не держу, Джим. Вы же собирались уехать, ты и Кэрол, исчезнуть. Вот и катитесь. Зачем впутывать меня?
— Дело в том, — произносит он медленно, глядя на меня сверху вниз, — что в наши дни исчезнуть бесследно удивительно сложно. Гораздо лучше умереть. Или прикинуться мертвым. А свалив на тебя вину, я убил бы одним выстрелом двух зайцев! — Джим снова вскидывает руки почти триумфальным жестом, потом позволяет им упасть. — Задумка была гениальная, Эмма, но пришла ты и все нам обосрала. И что мне теперь с тобой делать?
Удивительная все-таки штука — сила слов. Когда я слышу, как он говорит «свалив на тебя вину», то отшатываюсь, а потом снова встаю и твердо знаю, что не позволю такому подлецу отправить меня в небытие. Чего бы это ни стоило.
— Если со мной что-то случится, твой так называемый труд будет отправлен нужным людям, — говорю я на удивление спокойно, смахивая с колен воображаемые пылинки.
— «Будет оправлен нужным людям», — ухмыляясь, передразнивает он. — Ты, Эм, слишком часто телик смотришь. Ты не настолько умная. Мое исследование здесь?
— Здесь? Нет.
— Не верю. Спорить готов, ты держишь его у себя под боком, сокровище свое драгоценное. Отдай его мне.
Он встает и с угрожающим видом идет на меня. Теперь я опять испугалась по-настоящему, поэтому отбегаю за кухонный островок.
— Ага, давай поиграем, — скалится Джим. Он делает ложное движение влево, потом вправо.
— Ты сумасшедший.
Я пячусь, чувствую сзади край плиты, горячая жижа брызжет мне на руку, а Джим идет на меня, обогнув столешницу. Я подаюсь вбок, ощупью пробираюсь вдоль шкафчиков и тумбочек. Джим приближается, я шарю за спиной в поисках хоть чего-нибудь, вспоминаю про подставку с ножами, но до нее не дотянуться, а пламя конфорки горит сбоку, на уровне талии, руки Джима смыкаются вокруг моей шеи, я хватаюсь за них, царапаю ногтями, но ладони сжимаются, я скоро умру, и тут вижу краем глаза вспышку света, когда блестящая крышка от кипящей кастрюли подскакивает и падает Джиму на ноги. Он орет и отпускает меня, и мне хочется лишь схватиться за саднящее горло, но вместо этого я тянусь назад, а потом раздается почти нечеловеческий рев — гортанный крик, который я издаю, вонзая нож в шею Джима.
— Я делала это ради тебя! — кричу я. — Всё! Я всё делала ради тебя! — А потом падаю на колени.
Становлюсь ли я серийным убийцей, если на мне три трупа?
ГЛАВА 40
Никто на меня не глазеет. Ничего общего с моими кошмарными снами. Есть коллегия присяжных, я сижу за столом защиты со своим адвокатом, но это не женщина по имени Кэтрин, а мужчина, Эммануил Соломон, которого нашел для меня Фрэнки. Фрэнки обо всем позаботился. Он был первым, кому я позвонила.
Я спокойна и полагаюсь на судьбу. Сил переживать больше не осталось. Пусть хоть на электрический стул отправляют, мне все равно. Я отчаянно, просто невыносимо устала.
— Итак, что вы подумали, когда обнаружили несоответствие в модели? — спрашивает прокурор у Терри, который стоит на свидетельской кафедре.
Бедный Терри! Он выглядит ужасно. И нервничает. Мне очень жаль, что ему приходится пройти через это, а все из-за меня.
— Вначале я подумал, что это, наверное, какая-то ошибка.
— А потом, когда перепроверили результаты?
— Понял, что Джим Ферн подогнал данные.
— Как по-вашему, почему он это сделал?
— Ради престижа руководить ведущим экономическим научно-исследовательским центром страны. Ради денег. У него была хорошо оплачиваемая должность. Не сразу, но когда мы стали заключать контракты, он сильно приподнялся, зарплата раз в десять выросла.
На самом деле Терри так не считает. Он, как и я, прекрасно знает, что корысть тут ни при чем. У Джима была мания величия, это точно, но деньги его не волновали. Он считал себя самым умным, умнее всех. Думал, что сможет решить мировые проблемы. А когда не смог, подогнал данные под желаемый результат. Не он первый, не он последний.
— Каким образом ответчица связалась с вами?
— Это я с ней связался. Попросил ее приехать и встретиться со мной. Объяснил ситуацию, и Эмма сказала, что обнаружила кое-какие документы, после того как ее муж уехал из семейного дома.
— Можете сообщить суду, о каких документах речь?
— О полных результатах первоначального исследования. Там были настоящие сведения, полученные до того, как Джим подогнал все данные под свои нужды.
— И эти документы доказывают, что он намеренно ввел всех в заблуждение?
— Без всякого сомнения. Он подделал цифры, чтобы подкрепить свою изначальную теорию.
— А что произошло после того, как ответчица сообщила о своей находке?
— Я сказал, что хочу посмотреть отчеты. Мы договорились, что она вернется и отдаст их мне.
— Понятно. А как вы думаете, почему он оставил документы в общей с женой квартире? Они же наверняка были для него бесценны.
— Он собирался забрать их позже. Это у него надо спрашивать, почему он так поступил.
— Едва ли я смогу спросить, раз он мертв.
— Да, я знаю.
— Тогда откуда же вам известно, что его намерение было именно таким?
— Точно мне неизвестно, но, учитывая, что он отправился убивать Эм… то есть миссис Ферн…
— Вы разговаривали с мистером Ферном после того, как он оставил работу?
— Да, разговаривал. Один раз, на следующий день после увольнения. Он пришел со мной повидаться.
— Он сообщил о намерении развестись с миссис Ферн?
— Да, и сказал, что у нее остались кое-какие его бумаги. И что он надеется их забрать, хотя они пока еще в квартире. Он просил, чтобы я помог ему.
— Понятно. Вы знали, что это за бумаги?
— Он сказал что-то вроде: «Если их обнародуют, я пропал». А я ответил, что не буду ему помогать. Потому что это их с женой дела.
— Как он реагировал?
— Разозлился. Просто в ярость пришел. Не мог понять, почему я отказываюсь. А потом сказал: «Поверь, Терри, я скорее убью ее, чем позволю этим документам всплыть».
— Вы передали его слова миссис Ферн?
— Нет, не передал. Я ему не поверил, и теперь не могу из-за этого спать. Я уже говорил миссис Ферн, насколько сожалею, что не предупредил ее. Тогда она могла бы сразу пойти в полицию.
— Спасибо, вопросов к свидетелю больше нет.
Встает мой адвокат.
— Один вопрос, если позволите, ваша честь.
— Задавайте.
— Если говорить по совести, верите ли вы, что мистер Ферн явился в пляжный дом с намерением убить мою клиентку, миссис Ферн?
— Без всяких сомнений. Он сам так сказал. Он хотел ее убить.
— Благодарю, вопросов больше нет.
Присяжные меня отпускают. Им хватило нескольких минут для вынесения вердикта, что я ни в чем не виновата. Самооборона, сочли они. И это правда. Хотя, как по мне, в прошлые разы тоже была самооборона. Но вряд ли ко мне прислушаются. Впрочем, к суду за предыдущие убийства меня не привлекали, так что и переживать нечего.
Я свободна. Я ни в чем не виновата. Так заявили присяжные, но мне никогда не удалось бы это доказать без Терри.
Он солгал ради меня. Под присягой. Положив ладонь на Библию, поклялся «говорить правду, и только правду, и да поможет мне Бог», а потом солгал.
Я действительно передала ему документы. Вручила запечатанный конверт и попросила: если со мной что-нибудь случится, пусть Терри откроет его и поступает с содержимым по своему разумению. Он не знал, что внутри. Но в суде подал дело совсем иначе. Разумеется, я не находила в квартире никаких «оставленных» бумаг. Даже для меня самой такая версия звучит неправдоподобно. Но давайте начистоту: я пострадавшая сторона, брошенная жена. Я знаменита, меня все любят — ну, то есть любят те, кто пока еще не забыл. Джима же, с другой стороны, разоблачили как неверного, вороватого, распутного, кровожадного и лживого мужа, который обманом тянул большие деньги из правительственных учреждений. А правительственные учреждения, как показывает практика, такого не любят.