— Слушайте, вы что…
— Не садись ко мне! — закричал урка испуганно. — Я тебя не знаю! Первый раз вижу!..
Очкарик вскочил, как ошпаренный… И беспомощно посмотрел на всех.
Некоторое время все молчали.
— У тя семья-то есть? — спросил его электрик.
— А? Семья? — потерянно переспросил интеллигент. — Нет, вы что, разыгрываете меня, что ли?
На него горестно и серьезно смотрели.
— Ну что, что-о?! — чуть не заплакал очкарик. — Что смотрите-то?!
— Молодой еще…
— Может, и хорошо, что молодой: не такой старый выйдет.
— Так-то оно так… если, конечно, не… это… не того… — это разговаривали между собой электрик и сухонький. — Могут ведь и… того… Как посмотрят.
— Да, это уж какое примут решение.
— Из-за какого-то уравнения!..
— Да расстреляют, — открыто ляпнул нервный с женским голосом. — Чего тут гадать-то? Ученого же толкнул…
— А? — машинально спросил очкарик.
— Кого толкнул под трамвай-то? Ученого?
Вместо ответа очкарик бросился к двери и забарабанил в нее кулаками.
— Откройте! Откройте, пожалуйста!.. Я хочу спросить!
Дверь скоро открылась… Заглянул старшина.
— Что такое?
— Что я вчера сделал? Я не помню… Что я сделал? Почему они про какое-то…
Старшина захлопнул дверь и, запирая ее снаружи на ключ, сказал:
— Скоро скажут, что сделал. Больше не стучать.
— Товарищи, — взмолился очкарик, обращаясь ко всем, к урке в частности, — да вы что? Не мог я человека под трамвай…
— Крепись, — сказал ему мрачный человек.
— Вот хуже нет этих!.. — с некоторой даже брезгливостью сказал урка. — Чего теперь психовать-то? Сделал — сделал, все. Нет, он будет окружающим кишки мотать, на нервы, падла, действовать. Ляжь — и жди.
— Ученого толкнул или нет? — все хотел понять нервный.
— Ну а как же? Раз об уравнениях шли спорили… Это Иван вон ни с кем не спорил, а взял и рассчитал, как свинья будет ходить с одним глазом. И так точно рассчитал! — электрику очень нравился расчет тракториста. — Это же надо так рассчитать. Вот же и Ванька!..
— Вспомнил! — сказал тракторист. И сел. — Никакой свиньи не было: я выехал трактором на асфальт.
— Ну? И что? — не понял электрик.
— Что… Не положено, что. Я вижу: приближаются на коляске… А у меня с собой бутылка была, я домой ехал, в баню торопился, поэтому на асфальт выехал — угол срезать…
— Ничего не понимаю: какой угол?
— Чтоб сократить маленько. Если от Игренева на Окладиху идти проселком — это семь километров, а если маленько асфальта прихватить…
— Ну, ну?
— Ну, думаю, все равно они ее счас найдут… Пока они приближались, я ее всю осадил.
— Бутылку?
— Ну.
Тут все даже привстали от удивления. Не все поверили.
— Всю бутылку?
— Всю.
— С какой же скоростью они ехали? — опять живо заинтересовался электрик. — На коляске-то.
— Ты спроси, с какой скоростью он пил? Не верю, — заявил сухонький. — Что, насос, что ли?
— А далеко ты их увидел? — поинтересовался и урка.
— За километр примерно. Оглянулся — догоняют…
— Можно успеть, — авторитетно сказал урка. — Запросто. С какой бы скоростью они ни ехали. Надо только бутылку вот так вот раскрутить…
Тут в комнату вошла — ее впустил старшина — тетя Нюра с ведром и тряпкой.
— Всем лежать, — приказала тетя Нюра. — Курева не просить, в магазин не провоцировать — не положено.
— Здравствуй, тетя Нюра, — ласково сказал электрик. — Доброе утречко! Чего это ты спозаранку не в настроении?
— О, опять тут? — не очень удивилась тетя Нюра.
— Тут, тут… Как поется: де-евушки, где вы? Тута, тута!..
— И я тут, теть Нюр, — хихикнул сухонький. — Не узнаешь?
Тетя Нюра пригляделась… И узнала.
— Опять жена привела?
Сухонький на это почему-то обиделся.
— Что значит, жена? Что я, телок, что ли, бессловесный, что она каждый раз будет приводить меня к вам на веревочке? — сухонький помолчал и сказал не без гордости: — Меня привезли.
Тетя Нюра оглянулась на дверь… И скоренько полезла рукой куда-то под фартук себе.
— По одному — у окошка вон, чтоб запаху не было… В порядке живой очереди.
Первым вскочил шустрый электрик, взял у тети Нюры сигаретку, спички и пошел к окну курить.
— Я за тобой, — застолбил сухонький.
Но тут встал урка, запахнулся простыней, подошел к электрику и отнял у него сигарету.
— После меня будете, — сказал он.
— Ты чего тут? — возмутилась добрая тетя Нюра. — Ну-ка отдай сейчас же! А то огрею вот тряпкой, будешь знать, как отбирать. Здоровый?.. Иди в цирк гири поднимать, а обижать не смей!
— Спокойно, тетя Нюра, — сказал урка, затягиваясь сигаретой. — Не поднимай волны.
— Отдай, — кратко сказал мрачный человек, дядя решительный и еще более здоровый, чем урка.
Урка значительно посмотрел на мрачного… И отдал сигаретку электрику. И лег.
— Там будешь свои порядки устанавливать, — еще сказал мрачный, — а здесь… пока рано.
Урка опять значительно посмотрел на мрачного. Всем стало как-то не по себе.
— Ну, ладно, — сказал сухонький урке, — так и быть — будешь за ним, а я за тобой.
— Чего это? — уперся мрачный. — Будешь, как занял, я за тобой, а за мной… Ты куришь? — повернулся он к нервному с тонким голосом.
— Нет, — откликнулся тот. — Бросил. У меня язва луковицы двенадцатиперстной кишки.
— А ты? Кандидат?
— Я? — очнулся очкарик. — Нет.
— А я бы курнул, — с тоской молвил Иван-тракторист.
— Ты за мной, — сказал ему мрачный. — А ты, — мрачный небрежно глянул на урку — за Иваном.
Урка лежал, закинув руки за голову… Свирепо смотрел в потолок.
— Сколько у тебя, теть Нюр? — спросил электрик.
— По одной всем хватит. Пускай дым-то повыше… а то мне опять на вид поставют. Жалеешь вас…
Электрик вчастую докурил сигарету, старательно пуская дым к высокому зарешеченному окну, рамы которого, по летнему времени, были открыты.
— Давай, — сказал он сухонькому. А сам лег опять в кровать.
Теперь сухонький пристроился к окну и с удовольствием пошел затягиваться, и даже затараторил — от удовольствия же.
— Как ты говоришь: луковица двенадцатиперстной кишки? — поинтересовался он.
— Да, — откликнулся нервный. — Ниша.
— Ниша?
— Ниша.
Сухонький покачал головой… Но все равно на лице у не-го было одно сплошное удовольствие.
— Ну язык выдумали! Я как-то был в поликлинике, читаю на двери: «Исследование моторной функции желудка». Совсем зарапортовались: мотор в желудке исследуют…
— Ты не болтай, а кури, — посоветовал мрачный. — Легко, думаешь, лежать смотреть на тебя.
Очкарик сидел на своей кровати, тупо смотрел перед собой… Ничего, казалось, не видел и не слышал.
— Подними-ка ноги-то, — попросила его тетя Нюра, подлезая с тряпкой под кровать.
Очкарик поднял ноги и в этом неловком положении заговорил с ней.
— Тетя Нюра… Анна… как вас по отчеству?
— Анна Никитишна.
— Анна Никитишна, вы не слышали, кого вчера под трамвай толкнули?
— Под трамвай? — удивилась тетя Нюра. — Да кого же это? Когда?
— Вчера вечером, — очкарик все держал ноги на весу, хотя в этом не было теперь надобности. — В районе Садовой… Было там какое-нибудь движение?