В голосе его звучала неподдельная обида.
Бедняга был очень толст. Некоторые даже опасались, что одно общение с такой горой сала может нарушить пост. А Григорио становился все жирнее и жирнее. Это был телесный недуг – никакое обжорство не привело бы к такому результату. Слова мои, конечно, могли показаться злыми. Но я совершенно точно не хотел его обидеть.
Я решил ничего не отрицать.
– Григорио… Я действительно употребил несколько раз слово «свинка», но с любовью. Это касается не тебя лично. Многие алхимики называют своих учеников «порчелино», клянусь спасением души. Это не зависит от телесной полноты.
Я сказал правду.
– Почему тогда «свинка»? – спросил Григорио.
– Упрямого ученика так же трудно направить к истине, как загнать хворостиной свинью в царство небесное.
Это тоже было правдой. Григорио поглядел на меня недоверчиво, но, кажется, поверил. После опыта мы договорились, что он придет ночью в следующее полнолуние и мы завершим возгонку.
Как только Григорио ушел, я перевернул страницу.
Ты рискнул жизнью по указанию книги. За веру и смелость гримуар дарит тебе первое могущество. Это сила внушения. Тот, кого ты изберешь, увидит тебя так, как ты захочешь. Практикуйся. Когда сможешь три раза обмануть тех, кто с душой, и три раза тех, кто без души, переверни страницу.
В этот раз я не понял ничего.
Кто здесь с душой? Кто без души? Следовало с кем-то посоветоваться – но открывать свою тайну схоластам я не мог. Тогда я вспомнил, что давно не вступал в общение со своим духом-покровителем.
Церковь называет подобные контакты сношением с сатаной. Глупцы – да зачем сатане общаться с людьми? Ему и Бог-то не особо интересен, от этого все проблемы. «Восстал» на самом деле означает «отстал и занялся своими делами». Заинтересовать собой могучего духа человеку почти невозможно. Гримуары здесь исключение.
У меня, однако, дух-покровитель был. Его звали Ломас.
Много лет назад меня представил ему старый сарацин – мой главный наставник, помешанный маг, которого я спас от убийц, а потом от инквизиции.
Это от него я узнал про Лоренцо делла Лýна. Сарацин был знаком с ним лично – и Лоренцо рассказал ему про ночное светило много интересного. Любого сожгли бы на площади, повтори он подобные слова перед инквизиторами.
Но сарацин не просто пересказывал мне еретические сказки.
Он привел меня к духу-покровителю, и эта связь оказалась реальной. С тех пор в любом месте, куда меня заносила судьба, я устраивал нечто вроде молельни для общения со своим духом.
Тот же сарацин научил меня всему, что я знал о трансмутационной алхимии. В конце концов я отправил его на тот свет, но совесть моя была чиста.
Часовню Ломаса я сделал из кладовки, где Лоренцо хранил астрономические инструменты (он был вдобавок звездочетом). Я переместил их в нижнюю кладовую, велел недовольной Мойре отмыть комнату и поставил под похожим на бойницу окном круглый венецианский столик. На него я поместил подаренный сарацином Simulacro Invocante – образ, посредством которого вызывался дух.
Это был маленький золотой череп с гребнем из красной щетины – примерно такой формы, как над античным шлемом. Жуткая и красивая вещица, но не слишком похожая на инструмент чернокнижника: скорее, драгоценная игрушка из римских руин. В наше время это важное обстоятельство – лучше не хранить улик для будущего трибунала.
Подарив мне золотой череп, сарацин обучил вызывать связанного с ним духа. Думаю, он не собирался отдавать мне Ломаса – целью было просто показать меня духу. Но я, видимо, понравился тому больше прежнего владельца, и сарацину пришлось умереть.
Такое бывает.
Кровавых жертв Ломасу я не приносил. Довольно было ладанного воскурения и нескольких капель граппы, проливаемых перед алтарем.
Перед тем, как вызвать духа, я запирал дверь часовни изнутри. Самого общения с ним я никогда не помнил (сарацин говорил, что Ломас восхищает адепта в мир, слишком непохожий на наш). Но если я приходил к духу с вопросом, то обычно знал ответ, когда приходил в себя.
Именно так я и обрел кодекс. Возможно, между гримуаром и Ломасом была тайная связь. Спросить Ломаса о том, как поступить дальше, казалось разумным.
Войдя в часовню, я запер за собой дверь и воскурил ладан. Затем преклонил колено, встал на мягкий шелковый мат, успокоил сердце – и плеснул граппой на каменный пол перед золотым черепом.
***
– Здравствуйте, Маркус, – сказал Ломас.