Ее поведение навело меня на философские раздумья. Увы, любые привычки ума со временем ведут к заблуждению, ибо мешают нам видеть меняющийся мир непредвзято. Они удерживают нас в прошлом.
Интересным, однако, было другое – я ясно видел это в случае с Мойрой, но разве со мной дело обстояло иначе? Когда я последний раз инспектировал свои внутренние чуланы с рухлядью?
Я дал себе слово вернуться к этому рассуждению. Пока же я обкурил обе комнаты иерусалимским ладаном и поставил в центре каждой по дубовому стулу из столовой. Их высокие резные спинки не давали уснуть.
Опустев, комнаты стали похожими до неразличимости – опознать их можно было только по двери. Но я сидел спиной ко входу. Поэтому, чтобы всегда знать, где нахожусь, в верхней комнате я положил у стены свою шпагу, а в нижней – принадлежавший Лоренцо костыль.
Костыль, собственно, и не покидал её – это был единственный предмет из хранившегося там барахла, который Мойра упросила меня сохранить, сказав, что скоро он понадобится ей самой.
Я решил начать с верхней комнаты, поскольку перемещаться вниз проще (при выбранном мною способе путешествия это соображение, конечно, было смешным).
Сев на стул, я опустил взгляд на шпагу, лежащую у стены. Прикрыв глаза так, что виден остался лишь её силуэт, я принялся глубоко дышать, успокаивая дух. Здесь мне помогли прежние тренировки в алхимии – спокойствие требуется для любого её ритуала. Резные шишечки стула упирались в мой затылок, подтверждая, что я не сплю.
Ум мой в целом был покоен, но тончайшая мысленная нить продолжала пульсировать в его глубинах.
«Что теперь? Закрыть глаза и открыть их во второй комнате?»
Я попробовал это сделать. Но шпага так и осталась шпагой.
«Может быть, следует сначала увидеть костыль… И тогда дух перенесется вниз…»
Я сделал несколько попыток. Тот же результат.
«Возможно, надо представить себе, что я уже внизу…»
Шпага была неумолима. Она никак не хотела становиться костылем, и я сам не заметил, как отвлекся на размышления о своем клинке.
Отличная толедская сталь. Возле рукояти выбиты буквы «CDC». Торговец оружием, у которого я купил клинок, клялся и божился, что они значат «Colada del Cid» и лезвие принадлежало легендарному испанскому герою – поменяли якобы только рукоять и ножны.
Но я, конечно, не поверил. На толедских лезвиях ставят инициалы оружейника или букву «T». Три литеры были, скорее всего, меткой кузнеца.
Будь это действительно шпага Сида, тот вряд ли велел бы оружейнику выбить на ней сии тщеславные буквы, ибо процедура могла повредить оружие после закалки. А прежде, чем лезвие оказалось у Сида, не было никакого смысла метить его таким образом.
Но я не стал унижаться, объясняя это торговцу оружием, а просто купил шпагу, потому что мне понравилось, как она лежит в руке.
Клинок был прекрасно сбалансирован. Я проткнул им не меньше дюжины разных мерзавцев и очень его ценил – за последние пять лет на нем появилось только две щербинки, и то одна из них была вызвана моей собственной глупостью, когда я спьяну попытался перерубить на пари гвоздь. Следовало, конечно, заколоть того, кто подзуживал меня на такие подвиги.
В общем, за пару часов, проведенных в верхней комнате, я много передумал про свою шпагу – хоть и пытался направлять волю на перемещение в пространстве. Иногда, впрочем, мой ум затихал совсем, и в один из таких моментов я услышал тот же внутренний голос, что прежде посоветовал мне использовать две комнаты.
«Пространства нет. Поняв это, можно оказаться в любой его точке».
И я постиг секрет.
Я не узрел ничего нового в философском смысле (после Аристотеля с Платоном подобное вообще невозможно). Дело было в другом.
«Пространство» и есть то самое представление, которое не дает магу свободно перемещаться в пространстве. Стоит отказаться от него, и проблема исчезнет…
Именно в ту секунду в моем сердце сверкнула вера, способная сдвигать горы. Я велел мирозданию подчиниться, вложив в это действие всю душевную силу – и ощутил, как содрогнулась Вселенная.
Открыв глаза, я посмотрел на шпагу у стены. Она так и не стала костылем. Но я знал, что не мог ошибиться. Встав со стула, я открыл дверь.
Я стоял на первом этаже. Там, где полагалось быть комнате с костылем. Теперь здесь была комната со шпагой.
Как такое могло случиться?
И тут я понял, что поменялись местами сами комнаты – дверь со второго этажа висела теперь на первом.
Я не просто перенесся в пространстве, я взял с собой всю комнату целиком – со шпагой, дверью и окном. Комнаты были одного размера, оттого прошедшая по мирозданию рябь оказалась ничтожной.