- Что?
Лаская гибкими пальцами белые лепестки, она не расслышала меня.
- Меня зовут Александр, - ответил я поспешно, быстро отведя от неё взгляд.
Хлопая крыльями, мимо промчалась стая голубей. Они уселись на лавочке неподалёку и томно ворковали, выгибая разноцветные шеи.
- Что ж, Александр, чем занимаетесь?
В её глазах сверкнула пылкая решительность завязать разговор. У меня пролетела беглая мысль о том, что я всё-таки смог её заинтересовать.
- Провожу лучшие годы жизни в полицейском участке, в окружении отребья общества. Не особо занимательная история, - иронично высказался я, покачивая головой.
Анна восхищённо вздохнула, что было для меня совсем неожиданно:
- У вас воистину самая важная и ответственная работа. Вы должны гордиться этим.
Я улыбнулся. Нет, эта девушка ещё более удивительно, чем может казаться.
- Хорошо, - ответил я, - чем же тогда занимаетесь вы?
- Вы, наверное, будете смеяться, я всегда мечтала быть писательницей, но стала простым библиотекарем.
Я не знал, что ей ответил, всё думал о том, какой несравненной поэзией являются её глаза, глубиной с необъятное вечернее небо, усыпанное блестящей зорей.
- Где я могу вас найти? - неожиданно воскликнул я.
Анна удивлённо глянула на меня, собираясь с мыслями:
- В старой библиотеке за тем углом.
- Тогда я приду туда завтра.
Она засмеялась, вероятно, поражаясь, моей безмерной наивности. Я буквально жаждал увидеть её ещё раз, не хотел отпускать из своей жизни.
- Мне пора идти, - тихо сказала она, - прощайте, Александр.
Воздух полнился вишнёвым цветом, туманом и росой. Анна уходила, загадочно и беззвучно, и пока седая даль не поглотила её полностью, я крикнул её вслед:
- Я приду завтра, обещаю.
Она обернулась, расплылась в улыбке и как будто не поверила мне.
- Я... буду вас ждать, - неуверенно сказала она, исчезая вдали.
Она не будет, я знал это. Проснувшийся внезапно здравый смысл внушал мне мысль об отступлении. Но я не слушал его.
Глава 3
Однако свет твоей улыбки Меня хранит, заветен и желанен. Как проседь предрассветной дымки, Тень от ресниц над твоими губами. *** Желанное и долгожданное тепло, наконец, обрушилось на землю первым весенним зноем, и я ликовал, быстрым шагом огибая огороды. Время от времени я поглядывал на небо, желая уловить его голубую свежесть и манящую даль. Солнце плыло меж невидимых туч, устремляя свой взор на вершину небес. И чем выше оно поднималось, тем меньше слыла подо мной моя тень, как змея извиваясь под ногами. И вот я стою средь домов, окруживших местную площадь. Голоса людей доносились будто из далёкого эфира, и мерный стук лошадиных копыт по брусчатке гипнотизировал меня, унося сознание из реальности. Я осмотрелся. Библиотека была прямо предо мной, но, несмотря на это, я не сразу заметил столь маленькое и ветхое здание. За все эти годы я и забыл, что когда-то храм книг был моим храмом, а жёлтые страницы и причудливые буквы - моими друзьями. Много же воды утекло с тех пор, как я был любознательным мальчиком, жадно внимавшим мудрости поэтов и учёных. И что же осталось от того мальчика? Одна лишь наивность, которая иной раз мешает объективно судить хитрость вора или бесчеловечность убийц. И теперь эти грубые пальцы не созданы, чтобы ласкать страницы, они натренированы мгновенно спускать курок, ибо же от этого зависела вся жизнь. Пока я осматривал книжные полки, пахнущие старостью и ностальгией, не заметил, как возле меня возник тонкий стан Анны, вдохновенно цитирующий Гоголя в самых рьяных порывах души. Я поспешил покинуть уносящий меня поток воспоминаний, цепляясь за трепещущие губы Анны. Я похоронил былое в тень своего сердца и улыбнулся ей, внимая пафосу её речей. В тесной библиотеке её голос звенел, будто ветер весной, мне чудились в нём песнопения свирели и музыка тихой застенчивой скрипки, и звонкая трель соловья. - Когда закроет вечность время, Глас трубный мёртвых воскресит, И книга совести все бремя Грехов моих изобличит. - Любишь Гоголя? - спросил я, прерывая вероятно самую прекрасную картину в моей жизни. Анна ответила с блеском в глазах: - Лишь его стихи. Я засмеялся. На что же ещё я рассчитывал? - К слову, - проговорила она, - ты всё-таки пришёл, как обещал вчера. А я-то думала, что люди слова отжили свой век. - Значит, вы ошибались, - ответил я, наигранно кивая головой. Анна, ничего не говоря, принялась раскладывать по полкам книги, повествуя что-то об их авторах, но история их жизней, как бы увлекательно не была рассказана, не занимала меня. - Боже мой, Анна, вы похожи на мою учительницу, - воскликнул я, пусть и не видел особого сходства. Анна рассеянно подняла на меня голову и спросила: - Ваша учительница любила Гоголя? - Нет, - ответил я, - она любила папоротники. И Гомера. Но была такой же многословной в изречениях, особенно если дело касалось людей с чернильницей в руках. Анна улыбнулась, сонно прищурилась и прыснула со смеху. Да, она хохотала, а я в недоумении смотрел на неё, тешась своей победой над её приличием. - Почему бы нам не выйти прогуляться? Есть одно место, которое я хотел бы вам показать. Анна смахнула наступившую со смеху слезу и будто натянула обратно маску сдержанности и серьёзности. - Что же это за место такое? - спросила она, подходя ко мне ближе. Повисло молчание. Я мысленно сражался с предрассудками и, одержав победу, схватил её за руку и повёл за собой. - Пусть это будет сюрпризом. Она послушно последовала за мной, ощущая дух приключения, каким бы невзрачным оно не было. Мне порой казалось, что она ещё совсем девочка, которая любит свободу и безудержное веселье, имея прекрасную, открытую для всего мира душу, однако вынужденная скрывать её за своими морщинками под глазами, с каждой книгой пополняя свою глубину, но убивая наивность. Я хотел подарить ей те минуты радости, которых ей не хватало в тюрьме книжных полок. Мы бежали по людной улице, по пыльной дороге, мимо огородов и не оглядывались. Наконец, пред нами предстал лес. Как вечные стражи этого мира, высокие сосны встретили нас молчанием. Где-то в их ветвях щебетали птицы, насвистывая тихие гимны весне и природе. Анна молчала и улыбалась, следуя за мной по замшелой тропе, я же тихо промолвил: - Ты буквально черпаешь энергию и эмоции в книгах, я же нахожу это здесь. Мы уходили в чашу, теряясь в тенях. Покров листвы укрыл от людских взоров. В танцующих бликах под сенью лесной я как будто возвращался в юность. То, как она смотрела на меня, и то, как она смеялась, было чем-то пришедшим с небес, будто вырезанным из обыденного мира и никогда ему не принадлежащим. Как будто всё это было моим. - И часто ты бываешь здесь, гениальный детектив? - спросила она, увлекаемая мной. - Каждый раз, когда грущу. Она пристально посмотрела на меня, вероятно, пытаясь проникнуть в мои мысли. И это не составило ей особого труда. Мои мысли полнились её словами и её улыбкой. Быть может, из-за своей роковой наивности я всегда был для людей открытой книгой. Я же, напротив, смотря в синеву её глаз, не сумел в них узреть её душу. И эта загадка томила меня, заставляла следовать за ней и внимать её голосу, в надежде познать глубину её чувств. - И почему ты грустишь? - вновь спросила она. - Потому что безмерно одинок. Не говоря ни слова, она уселась под раскидистым дубом и почти хриплым голосом сказала: - Мне кажется, я тебя понимаю. Она нахмурилась и потупила взгляд. Тень печали опустилась на её лицо, будто чёрная вуаль, скрывающая прелесть юности. Я опустился рядом с ней на колени, пытаясь разогнать сонм невесёлых мыслей. - И что же гнетёт твою душу?