– Но я УЖЕ МЕРТВ, ЭЙДАН!!! – взорвался Дин, хватая того за плечи и встряхивая, чтобы, наконец, пробудить от этих иллюзий. – Как ты этого не понимаешь? Меньше чем через семь часов я стану всего лишь трупом, болтающимся на веревке. Как ты сможешь выбрать меня тогда? – брюнет вздрогнул и отвел взгляд; глаза Дина расширились от ужаса, когда он понял, что за мысли бродят в голове возлюбленного. – Нет… нет, нет, нет… ты так не поступишь, Эйдан. Посмотри на меня! Ты не можешь так поступить! – он схватил Эйдана за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.
– Почему нет? – брюнет со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы и дернул головой, высвобождаясь из цепких пальцев. – Я не вижу причин ждать, пока умру от старости или болезни, если есть возможность воссоединиться с тобой быстрее.
Дин почувствовал, что начинает поддаваться панике.
– Значит, ты хочешь сделать мою жертву напрасной? – подрагивающим голосом спросил он. – Это мой дар тебе, а ты хочешь так с ним обойтись? Не слишком уважительно.
– Я никогда не просил отдавать за меня жизнь, – Эйдан оттолкнул руки возлюбленного. – Ты решил все в одиночку.
– Прошу, Эйдан. Это мое последнее желание. Если ты любишь меня… если ты хоть когда-то меня любил… ты его выполнишь, – в отчаянии взмолился Дин. – Прими эту возможность. Прими новую жизнь, которую я тебе дарю. Сделай ее такой же прекрасной и необыкновенной, как ты сам. Тебе будет нелегко. Ты будешь скучать по мне, но спустя три, пять, быть может, десять лет ты научишься вспоминать нашу любовь с улыбкой.
– Ты не можешь просить об этом, – шепотом откликнулся Эйдан.
– И все же… я прошу, – Дин мягко поцеловал влажные и соленые от слез губы.
– Я не могу ничего обещать.
– Я верю, что твоей любви ко мне достаточно, чтобы ты не совершил непоправимого, – Дин прекрасно понимал, что пытается манипулировать возлюбленным, но сама мысль о том, что Эйдан может сознательно расстаться с жизнью, настолько пугала его, что он был готов на все.
– Я люблю тебя, – Эйдан потянул блондина на себя, заставляя встать на колени, и уткнулся лицом ему в плечо, пахнущее душистым маслом. – Я так тебя люблю… Но это так больно… так ужасно больно, – он прижался губами к изгибу шеи, и Дин вздрогнул.
– Так люби меня, Эйдан! Сейчас! – приказал он, зарываясь пальцами темные кудри, находя губы возлюбленного и впиваясь в них яростным страстным поцелуем, пытаясь вложить в эту ласку все те неразделенные желания, которые будут преследовать Эйдана всю оставшуюся ему жизнь.
Эйдан зарычал и резко опрокинул его на застланный соломой пол, прижимая всем телом. Дину показалось, что руки, губы, язык любовника были сразу везде. Эйдан целовал, лизал, кусал каждый сантиметр его тела, впитывал его вкус и наслаждался, как самым лучшим вином. Он хотел запомнить его соленый привкус, терпкий запах, тихое поскуливание нарастающего желания, тяжелое рваное дыхание и хриплые стоны экстаза.
Они больше не разговаривали. Дину не требовалось ни о чем просить. У Эйдана было больше десяти лет, чтобы изучить его тело и узнать, что больше всего нравится возлюбленному. И он сейчас применял все свое мастерство. Лишь их взгляды – мерцающий сапфир и темный янтарь – постоянно цеплялись друг за друга, передавая все невысказанные слова.
Когда Эйдан вошел в него, Дин вцепился в плечи любовника, как утопающий хватается за обломок мачты. Ощущения стали настолько яркими, что это было почти невыносимо. На мгновение у Эйдана мелькнула мысль, что по остроте чувств последний раз очень похож на самый первый. Он взглянул на лежащего под ним возлюбленного, раскинувшегося, почти не осознающего ничего, кроме медленных ритмичных толчков, дарящих невероятное наслаждение. Дин был настоящим совершенством, прекраснее, чем когда-либо – его глаза сияли как бриллианты, а кожа в тусклом свете масляной лампы была цвета расплавленного золота, разметавшиеся короткие волосы окружали голову как нимб.
Вскоре Дин сильнее вцепился в его плечи и обхватил ногами бедра. С его губ все чаще срывались умоляющие стоны, по которым Эйдан безошибочно почувствовал, что возлюбленному осталось недолго. Он склонился, запечатывая губы Дина глубоким чувственным поцелуем, одновременно успокаивающе оглаживая его бедро. Он перехватил руку блондина и переплел их пальцы, чувствуя, что и сам долго не выдержит.
– Я здесь, Дин… Я здесь для тебя… – выдохнул он, и Дин выгнулся, выкрикнув его имя и уводя их обоих за грань наслаждения.
Эйдан рухнул за жаркое, покрытое испариной тело, устроив голову на тяжело вздымающейся груди. Дин запустил пальцы в его кудри и тихо засмеялся. Брюнет поднял голову, чтобы выяснить причину веселья, и увидел соломинку в пальцах любовника.
– У тебя сено в волосах, – улыбнулся Дин, аккуратно выбирая еще несколько стебельков из темной гривы. – Как в наш первый раз на сеновале, помнишь? У тебя все кудри были в соломе. Ты был таким милым, что устоять было невозможно, – мечтательно улыбнулся он.
– Ты и сейчас не можешь устоять, – Эйдан вернул улыбку.
– И никогда не смогу, – согласился Дин.
Эйдан вновь опустил голову на грудь возлюбленного, поглаживая мягкую светлую поросль и слушая успокаивающееся сердцебиение.
– Ты жалеешь? – вдруг спросил он. – Жалеешь о том, что полюбил меня?
Дин приподнял голову и поцеловал его в макушку:
– Я жалею только о том, что сейчас заставляю тебя страдать. Но как я могу жалеть о том, что любил и был любим? Ты – вся моя жизнь, Эйдан. С тобой я становился лучше. С тобой я был самым счастливым человеком в мире.
Эйдан поежился. Ему становилось не по себе от того, что Дин говорил о своей жизни в прошедшем времени, будто бы все уже кончено. Но в тоже время он восхищался мужеством возлюбленного, его внутренней силой. Сколько они знали друг друга, он ни разу не видел, чтобы Дин плакал или поддавался слабости, даже в детстве. В душе Эйдан подозревал, что Дин олицетворял собой этакий островок уверенности специально для него, чтобы ему было спокойнее. Впрочем, сейчас все могло быть иначе.
Эйдан вздохнул и провел рукой от бедра до груди возлюбленного, прежде чем задать вопрос, который не давал ему покоя:
– Разве ты не боишься завтрашнего дня?
Он поднял голову и уперся подбородком в ключицу Дина, ожидая ответ. Блондин прикрыл глаза, и по его лицу прошла тень. Когда же светлые ресницы дрогнули, и Эйдан вновь встретил его взгляд, он увидел в тусклой синеве то, о чем не мог и помыслить – страх, безграничный первобытный страх.
– Я безумно боюсь, Эйдан… Безумно боюсь… – голос Дина сорвался, и он так и не смог закончить фразу.
Эйдан вскинулся, накрывая любимого одеялом, обнимая и целуя. Наконец, Дин полностью открылся, и задачей Эйдана теперь было его успокоить.
– Я безумно боюсь, – повторил Дин. – Я боюсь унижения. И того, что попаду в ад, где буду гореть вечно. Но даже не это пугает меня сильнее всего…
– А что же тогда?
– Боль. Я боюсь, что они будут убивать меня медленно. Я боюсь впасть в панику и того, что мне придется долго страдать. Я надеюсь, что все произойдет быстро, – выдохнул Дин дрожащим голосом.
До этого момента Эйдан считал, что его сердце уже разбито, и ему не может стать больнее. Он ошибался. Но вот его всегда сильный, всегда уверенный возлюбленный на его глазах превратился в дрожащий сгусток страха, и это было превыше его сил… Но он смог справиться с собой, ведь сейчас Дин нуждался в нем гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Он был похож на кролика, попавшего в руки охотника и понимающего, что убежать уже не удастся. Эйдан молчал. Что он на самом деле мог сказать? Поэтому он просто начал тихо укачивать любимого, заключив в кольцо своих рук. Вероятно, если бы кто-то попытался отнять у него Дина в этот момент, он бы оскалился и зарычал как раненный зверь.