— Нет! Это не так!
— Чем сильнее ты отрицаешь, тем очевиднее это становится.
— Я просто запутался, — попытался оправдаться он, давясь слезами, из-за чего его голос то и дело срывался в писк или безвозвратно пожирал некоторые звуки. — Мы повзрослели вместе, столько лет дружили, и тут внезапно все пошло под откос. Это давит на меня, да. Не отрицаю, что часто думаю о нем. Но нет, все не так как ты сказал. Мне нужно время разобраться в себе и все будет хорошо.
Эндрю в ответ как-то странно покачал головой, будто с сочувствием. Как взрослый смотрит на ребенка, который думает, что стоит ему лишь повыше подпрыгнуть, и он снимет с небес луну. Ребенок все прыгает и прыгает, а взрослый не хочет его разочаровывать, но точно знает, что луну не достать. Неизбежное разочарование, и вроде надо ему сказать, но язык не поворачивается. Как можно вот так взять и разбить мечту?
— Знаешь, я, когда стал изучать психологию, тоже думал, что разберусь в себе. Я представлял это так, будто у меня есть огромный сундук. В этом сундуке всё — мои мечты, психологические проблемы, черты моего характера… В общем всё, что люди так любят называть душой. Мне казалось, что я открою этот ящик и всё рассортирую, расставлю по полочкам, а что мешает, выброшу. И жизнь моя наладится, я стану нормальным и счастливым человеком.
— Получилось?
— Совсем нет. Я открыл сундук, начал его разбирать и… Ничего. Он слишком огромен, в нем слишком много всего. Это нельзя хоть как-то систематизировать. А что выбросишь, то мгновенно вернётся. И докинуть в этот сундук ничего не получится. Вот что я понял: я не могу изменить себя и сделать из себя нормального. Мне не стать кем-то другим. Все мои травмы, переживания, эмоции — они не исчезнут по моей воле. И заставить себя почувствовать что-то, что никогда не испытывал, я не могу. Я не способен этим управлять. И все, что мне остается, это научиться с этим жить, максимально рационально использовать то, что у меня есть, запомнить, что за чем лежит в этом сундуке, что стоит доставать на всеобщее обозрение, а чего лучше не касаться. Ты можешь думать, как и я когда-то, что сможешь стать другим. Но это не так. Даже если ты осознаешь, что внутри у тебя за чувства, это не значит, что ты сможешь от них отказаться по своей воле.
— Но чувства — это переменчивая материя. Мы не знаем, что будет завтра, и может, скоро я его вовсе забуду и тогда мы…
— А может, этого никогда не произойдет. И я навсегда останусь номером два. Но все то время, что мы будем в отношениях, я буду беспрерывно страдать. Нет. Лучше будет расстаться. Я не знаю, смогу ли тебя забыть, но мне будь не так больно, если ты будешь далеко.
— Значит, это конец?
— Да, конец, — отрезал он, мрачно вздохнув. — Позволишь мне кое-что у тебя попросить? — вместо ответа слабый кивок и тихий придавленный всхлип. — Первое: запомни, ты великолепен. Ты прекрасный человек. Тебе может многое в себе не нравится, но всегда найдется тот, кто будет этим восхищаться. Полюби себя таким, какой есть, и тебе станет легче. Второе: если я тебе хоть каплю дорог, не причиняй себе боли, не режь себя, не заставляй меня чувствовать себя виноватым в этом. Как-нибудь переживи эту боль без лезвия. И последнее: держись от этого Дэна как можно дальше.
— Зачем это?
— Я не могу объективно судить Дэна, не пообщавшись с ним лично, но судя по твоим рассказам, человек он, мягко говоря, не очень хороший. Я встречал таких людей за свою практику. Он часто агрессивен и жесток, не способен на эмпатию, а ко всем вокруг относиться как к вещам.
— Хочешь сказать, он психопат? — Слезы постепенно заканчивались, говорил он уже более спокойно.
— Не исключено.
— Ты ошибаешься. У него просто тяжелое детство, но он способен на чувства и эмоции, на привязанности. Он не раз приходил ко мне в очень подавленном состоянии.
— А ты уверен, что это все не было спектаклем, красивым шоу для достижения каких-то своих целей?
— Уверен, он не притворялся.
— Тогда он, возможно, социопат. Суть в том, что он пользуется тобой. Это дружба в одни ворота, только ты с ним дружишь, а он с тобой нет. Ему плевать на твои чувства, он творит, что хочет. Он будет добреньким, только когда ему самому что-то надо, а твои дела его волновать не будут. Ради себя самого разорви эти отношения с ним, как я разрываю наши.
— Я сам разберусь, — неожиданно грубо ответил Алекс. Больше он не плакал. — Теперь это только моя жизнь, и тебя она не касается.
— Ты прав, и всё же…
Он не договорил. Алекс сорвался со стула и начал собираться. Собрав все свои вещи, и те, что принес сегодня, и те, что оставлял ранее, бесцеремонно и по-английски ушел, громко хлопнув дверью.