— Вдруг мы стали вежливыми?
— Дэн, не смешно. Открывай.
— Я ведь, правда, хотел с тобой по-хорошему. Ну зачем нужно было так поступать? Мы могли быть счастливы вдвоем всю нашу жизнь. Но ты захотела устроиться получше, да? Шмотки подороже, квартиру побольше? Понимаю. Но извини, так поступить со мной я тебе не дам.
Он больно схватил ее за руку чуть выше локтя и резко потянул назад. Она не могла сопротивляться, ее откинуло назад и швырнуло на стену. Жгучая боль пронзила правый бок, которым она приложилась о бетон. При попытке встать с пола она получила еще один удар уже в живот. От боли она согнулась и упала на колени.
— Не надо, Дэн! Пожалуйста!
— Во всем, что сейчас происходит с тобой, виновата ты сама, шалава!
Он схватил ее одной рукой за ее прекрасные шелковистые волосы и поднял, не обращая внимания на ее слезы и мольбы. Тушь потекла и некрасиво размазалась по щекам, блеск для губ частично стерся, лицо обезобразила гримаса ужаса. Но его это возбуждало. Вся его натура трепетала от происходящего. Еще удар в живот. Ее визг и по его телу прокатились приятные мурашки. Ее красивое хрупкое тело выглядело притягательней, чем когда-либо. Она его. Он может делать с ней все, что заблагорассудится. Он замахнулся свободной рукой, в этот раз целясь в лицо. Она, увидев это, запищала громче прежнего и стала яро отбиваться, с куда большим остервенением, чем до этого.
— Только не по лицу! Умоляю! Только не лицо! — кричала она, все время пытаясь прикрыть лицо руками.
— О! Какие милые попытки спасти свой основной товар, — прорычал он ей в лицо, больно схватив за горло, чтобы она больше не кричала.
Под хрипяще-сипящие звуки он потащил ее в спальню родителей. Она пыталась сопротивляться: схватилась руками за косяк двери спальни, царапалась, дергала руками и ногами, била его. Но все тщетно. Он физически был намного сильнее.
— Будешь кричать или сопротивляться, я расквашу твою прекрасное личико, ты поняла меня? — сказал он с хищной улыбкой на губах, кинув ее на кровать и расстегнув ширинку.
Как только руки с ее горла убрали, она начала жадно поглощать воздух, прерываясь на хриплый сухой кашель. Он навалился на нее своим телом сверху, спустил ее короткие шорты, схватил вновь за горло. Она хрипела и заливалась слезами, в тщетных попытках освободится. Проникнув в нее, по его телу пробежала очередная волна мурашек, так хорошо и приятно ему было. Как будто он получил то, о чем мечтал всю жизнь. Истинное блаженство. От каждого его движения, это ощущение повторялось, ничуть не ослабляясь, а наоборот усиливаясь. Ритм очень быстро ускорился. Его заводило то, как она под ним извивалась и хрипела, потому он совсем не заметил, что его руки обвивают ее шею все плотнее и все сильнее, и что она через какое-то время стала вести себя совсем тихо, уже не хрипя и не отбиваясь, словно теплая бездыханная кукла. Только когда закончил, достиг той идеальной вершины удовольствия, за которой ждет только сладкая истома полного удовлетворения, он убрал руки с ее шеи. Она так и осталась лежать, не шевелясь.
— Просыпаемся! — властно сказал он, вытащив свое хозяйство, но ответа не последовало. — Эй! — Он отвесил ей звонкую пощечину, но и это не дало результата — лишь ее голова завалилась на бок, даже глаза остались, как были настежь открытыми, но полностью бездвижными. — Эй-эй-эй!
Он потряс ее, попытался прощупать пульс — его не было, напряг память и, как помнил, сделал искусственное дыхание с массажем сердца. Бесполезно. Жить покинула это тело, оставив его матери природе на разложение.
— Нет-нет-нет! Молю, очнись!
По его щекам потекли слезы. Он осознал кое-что — только что он прикончил свою любимую. Гнев, застилавший ему глаза, ушел и тем самым позволил понять всю тяжесть своего преступления. Как тогда у театра, внезапно его охватило отвращение к самому себе, и сам он ужаснулся тому, что натворил, сколько боли и страданий он принес по-настоящему дорогому ему человеку.
— Что я натворил?! Прости меня, — он громко зарыдал, уткнувшись в ее уже остывающую грудь.
Все это казалось ему отвратительным сном, и он мечтал проснуться. Но, естественно, мечте это сбыться было не суждено. Смерть — конец всему. Нет обратной дороги, уже ничего не исправишь. Мертвый останется мертвым навсегда. Неизвестно сколько прорыдав, он оторвался от нее и сел на пол со стеклянным пустым взглядом.
«Что делать?». Он не знал ответа на этот вопрос. Он уже ничего не знал и не понимал, словно в один миг его мозг отключился. Его тело работало и действовало уже само по себе, без его согласия, когда он взял в свои сильно дрожащие руки телефон и набрал номер.