— В задницу себе свои деньги запихай, — так же расслаблено сказал он и приметил позади отца официанта.
— Вынужден попросить вас вести себя потише. Вы мешаете другим гостям, — сказал он почтительно, но твердо.
— Ничего! Потерпят нищеброды небольшие неудобства! — Он грубо толкнул официанта, что тот даже попятился на пару шагов.
— Если вы продолжите себя так вести, я вызову охрану. Пожалуйста, оплатите счёт и уходите.
— Что ты сказал?! Я за это дерьмо платить не собираюсь! Это пить невозможно!
— Я за него заплачу, — сказал Новак. — Пусть только проваливает отсюда.
— Ну уж нет! Кассу давай сюда свою, — приказал он, и официант молча протянул ему панель оплаты. Приложенный к ней телефон издал короткий писк, на экране высветилось «ОПЛАЧЕНО». — Подавитесь! — сказал он официанту и повернулся обратно к Новаку. — Слушай сюда, тварь малолетняя, я сделаю все, чтобы тебя никогда не взяли на работу. Будешь всю свою жизнь побираться.
— Все сказал?
Наконец, он ушел, сыпя по дороге оскорблениями в его адрес.
Болезнь и лекарство
Новак в кафе тоже засиживаться не стал, оплатил счёт, оставив приличные чаевые официанту, и покинул заведение. Ноги его несли по улице сами по себе, он не отдавал отчета своим действиям, слишком большой ураган разразился в его душе, и навести хоть какой-то порядок в голове из-за него не представлялось возможным. Физически его тело было здесь — на холодной стылой улице в двух кварталах от его родного дома. Но мысли все блуждали по прошлому, вспоминали те частички, что сохранились в памяти об отце, об их совместной жизни и сказанных им словах. Он хмыкнул. «Действительно, я представлял его другим человеком». Всю свою жизнь он будто слышал его голос за спиной, без умолку шептавший, что он убогий, жалкий и никчемный. И ведь он верил этим словам, он считал их правдивыми. Теперь этот голос смолк, и оставил после себя странную пустоту, к которой еще придется привыкать.
«И все же не стоило это делать» — покорил он себя. Нужно было встать и уйти сразу как он услышал насмешку в его голосе, но он остался и более того стал что-то ему доказывать. Зачем? Да кто разберет, но ему этого хотелось. И он получил от этого удовольствие. Он оказался прав по всем пунктам, был более уравновешенный и зрелый по сравнению с этим надменным типом. Он лучше своего отца, и это не могло не поднимать настроение, но странное чувство отвращения и злости было куда сильнее.
— Эй! Ты что тут делаешь? — окликнули его сзади.
Он присел на поребрик неподалеку от одного хорошо знакомого ему подъезда. Ноги сами его сюда принесли.
— Привет, я… я не знаю, — он обернулся на него посмотреть и почти сразу вновь отвернулся, все еще стоя к нему спиной. На вид совсем не изменился, все тот же Эндрю — длинный, худощавый мужчина, сейчас одетый в домашнюю одежу: махровый длинный халат, проглядывающую из под него белую футболку и серые спортивные штаны. Правда, сильно уставший — об этом говорили мешки под глазами и сероватый цвет лица.
— На тебе лица нет. Что-то случилось?
— Прости, я не хотел тебя тревожить. Я сейчас уйду, — он встал с поребрика и принялся отряхивать штаны.
— Зайти не хочешь?
— Хочу, но не зайду.
— Почему?
— За это время произошло много всего и… В общем, ты был прав, — все еще не оборачиваясь, сказал он. — Теперь я это понимаю. Мне очень перед тобой стыдно, я столько боли тебе причинил. И еще сильнее тебя ранить не хочу.
— Зачем же тогда пришел?
— Не знаю. Как-то само получилось. Прости.
Даже оглянуться на него не смог, просто решил уйти. Слишком ему тошно было ото всего, что произошло сегодня, и меньше всего ему хотелось сделать еще хуже.
— Все еще не избавился от своей привычки постоянно извиняться? — спросил Эндрю, и Новак встал словно вкопанный.
— Прости.
— Вот опять… Знаешь, я как только тебя в окно увидел, сразу выскочил в чем был. — Он развел руки в стороны, будто специально демонстрируя, что одет по-домашнему. — Даже не подумал, что в декабре не очень тепло…
— Зря ты выскочил, иди домой, а то еще заболеешь.
— Не уходи! — громко сказал Эндрю, увидев как Новак сделал еще один шаг от него. — Нам, похоже, сейчас обоим хреново. Если ты, правда, хочешь зайти, я буду только рад.
— Зачем? Мы ведь… Ты был прав, тебе будет лучше без меня.
— Я ошибался. Я думал, что смогу тебя забыть, но это не так. Без тебя мне плохо, Алекс. Пожалуйста, не уходи… — его голос дрогнул. Новак это моментально уловил и, наконец, обернулся. По лицу Эндрю текли слезы.