— После таких учеников, как вы, мисс Бьюфорд, вообще начинаешь задумываться о том, что пора выходить на заслуженный отдых.
— Что-то вы не выглядите на тот возраст, когда пора на покой.
— А мне надо выглядеть как двухсотлетний старик? — он посмотрел на меня и лукаво улыбнулся.
— Вы специально пытаетесь меня отвлечь? — пытаюсь сменить тему.
— И как всегда вы уходите от ответа…
— Хорошо! — отрываюсь от доски и гляжу на него, недовольно сведя брови. — Хорошо… Хотите комплимент от меня? Вы выглядите хорошо, уж не знаю, сколько вам там лет… Довольны? Теперь давайте играть дальше.
Директор тихо рассмеялся. Я, чувствуя, как запылали щеки, виновато опустила взгляд и постаралась сосредоточиться на фигурах.
Я давно заметила за собой такую особенность, что когда я начинаю злиться, то смелею и смогу с легкостью нагло высказать человеку, все, что думаю о нем. Могу сказать вообще, что угодно и кому угодно, и все из-за этой дикой смеси наглости и смелости, которая появляется так не вовремя.
— А вы смелая, — усмехается он, смотря на меня.
— Некоторые считают это наглостью.
— Смелость — это когда свои права отстаиваешь, а наглость — когда чужие себе забрать хочешь. Так что… Ваш ход, мисс Бьюфорд.
Спустя час теряю почти все фигуры и с треском проигрываю, когда директор объявляет мне мат. Самое забавное, что он хоть и пытался жертвовать мне свои фигуры, все равно выиграл. Приняв поражение как должное, бормочу что-то о хорошо проведенной игре и, прихватив свою пустую кружку и книгу, хочу выбраться из-за стола и заесть свое горе чем-нибудь сладким на кухне. Но снова меня остановил директор.
— Вы можете узнать гораздо больше из проигранной игры, — говорил он своим привычным спокойным тоном, — чем от выигранной. Вы должны проиграть сотни игр, прежде чем стать хорошим игроком.
— В шахматах выигрывает каждый, — отвечаю ему я, слабо улыбнувшись. — Если ты получаешь удовольствие от игры, а это самое главное, то даже поражение не страшно.
— Вы прониклись духом игры, я посмотрю, — он хитро прищуривается.
— Да, а теперь пойду и заем горечь поражения чем-нибудь на кухне, — делаю пару шагов назад. — Поздравляю с победой!
Делаю еще пару шагов назад, отдаляясь тем самым от директора, но поворачиваться спиной к нему не спешу. Почему-то кажется, что какие-то слова, несказанные, так и повисли в воздухе. Да и уходить вот так, сразу, не хочется. С директором хотя бы не так скучно сидеть — всяко лучше, чем одной в своей пустой комнате.
— Хоть вы так и не смогли одержать победу, но вы сможете сделать это в будущем, если будете и дальше совершенствовать свои навыки игры в шахматы, — произнес он, когда я уже готова была развернуться и уйти из гостиной. — Предлагаю играть каждое воскресенье.
— Что ж, пойду изучать всякие сицилианские защиты, чтобы в следующий раз не ударить в грязь лицом! — Улыбнувшись ему, развернулась и пошла на выход.
— Удачи! — усмехнулся он.
Я обернулась и, снова улыбнувшись, махнула ему на прощание рукой. Я была только рада этому — все-таки с директором интересно, да и я все равно ничего путного не делала бы в выходной, а так хоть делом займусь. К тому же, я довольно азартный человек — мысль, что я могу выиграть у директора в шахматы, даже если тот будет поддаваться, теперь не давала мне покоя.
Stressed out
— И что ты собираешься делать после школы? — спросила я, взглянув на Рэйкса.
Удивительно, но за последние два месяца мы с ним сдружились. Больше не хотелось постоянно проклинать его, а во снах мне не снилось, как я превращаю его в табуретку. Кажется, я переросла тот возраст со всеми его обидами и поняла, что глупо ненавидеть человека, с которым ты учился семь лет. Да, этот человек часто строил тебе козни, вы ругались, но ведь… это последние месяцы, когда я его вижу — после окончания школы наши дороги разойдутся и мы вряд ли встретимся когда-либо еще. Так почему же не помириться и не пообщаться с ним хоть напоследок?
Удивительно, но с Чарли вполне можно нормально общаться. Возможно, он сам просто вырос и ему тоже надоело спорить со мной. Возможно, на него повлияли учителя. Возможно, это в нас обоих что-то изменилось. Хотя я иногда и замечаю за ним его старые привычки — косые взгляды, полные высокомерия, спеси и эгоизма, — но понимаю, что все равно это теперь совершенно другой человек.