— На этой кляче только монашек на кладбище возить, — ворчал Женька. — Красотка! Да она старее ископаемого мамонта. Шевелись, развалина!
Женька чувствовал себя неловко после того как ушел из коммуны и старался задобрить товарища.
— Чего повесил нос? Просмеяли мальчика! Чихай на них!..
Они начерпали бочку, привезли на кухню, стали колоть дрова. Из кухни выбежала Клава в белом переднике, поварской шапочке и безрукавой кофте с прорехами. Увидев ребят, она стыдливо прижала голые руки к груди, быстро подхватила несколько поленьев.
— Помельче дрова колите.
— Постараемся! — ухмыльнулся Женька и, проводив ее глазами, прищелкнул языком. — Хороша!
Было что-то грязное в этом намеке. Утром над Сережей и Клавой смеялась вся группа, но совсем иначе, а вот сейчас Женька словно облил ее помоями.
— Далеко эта девочка пойдет!..
— Это ты о чем?
— Будто не знаешь. Рыженькие на любовь падкие. Вот и Клавочка такая…
Кровь ударила в голову. Сережа не дослушал и, не соображая, что делает, с размаху ударил Женьку по щеке.
— Да ты с ума сошел!.. Сергей!.. Сережка!..
Но Сережа ничего не понимал. От второго удара у Женьки слетела шапка, от третьего брызнула кровь из носа.
— Драться хочешь? Получай!.. — рассвирепел Женька, рывком свалил Сережу в снег и принялся пинать в грудь и живот ногами.
Женька был сильнее и выше, Сереже пришлось бы плохо, но он ухватил его за сапог. Они катались по снегу, нанося друг другу удары, вырывая волосы, сопели и отдувались.
Из кухни выбежала Евдокия Романовна с Клавой.
— Батюшки! Да они убьют себя, покалечат!..
Клава хотела разнять драчунов, но это было ей не под силу, чей-то кулак больно ударил ее по руке.
— Перестаньте вы, дураки этакие! — умоляла Евдокия Романовна. — Господи, хоть кто мимо шел! Неси, Клава, воды. Водой их!..
Но Клава не успела принести воды. Женька вывернулся и схватил сучковатое полено.
— Пристукну гада!..
— А ну, сунься! — прохрипел Сережа, поднимая топор, и вдруг увидел Герасима, Элину Горошек и Наталью Францевну, которые бежали из-под горы.
Учительница запыхалась и немного отстала. Светлаков в два прыжка очутился рядом с Сережей, рванул его за руку. Принцесса Горошина выхватила топор. Девочки отобрали у Женьки полено.
Сережа тяжело дышал. От фуфайки отлетели пуговицы, ворот рубашки был оторван. Чувствуя соленое во рту, он выплюнул на снег сломанный зуб с клубком алой крови.
— Ну, как это называется? Как называется, товарищи-второступенцы? — приступила к ним Наталья Францевна.
— Встать, суд идет! — крикнул в дверях Аксенок. В зале смолкли разговоры, ребята дружно поднялись, преподаватели тоже встали.
Усевшись за судейским столом, Герасим Светлаков потрогал прическу-«ежик», позвонил для порядка колокольчиком и о чем-то пошептался с заседателями. Сережа глянул исподлобья. Рядом со Светлаковым сидели сутулый Костя Лапин из первой группы и Горошек. Эта неженка-принцесса будет его судить!..
Слева за маленьким столом разместился общественный обвинитель Яков Чуплай. Отставив костыли в угол, он что-то писал в блокноте. Справа за такой же столик села защитник Клавдия Ивановна, грустно поглядывая на обвиняемых.
Быть судьей Светлакову, наверно, нравилось. Он глядел на Сережу сверху вниз, обращался почему-то на «вы» и строго спрашивал фамилию, имя, отчество, словно это и так не было известно.
— Скажите, обвиняемый, вы первый ударили Новоселова?
— Первый.
— У вас были для этого причины?
— Были…
— Какие?
Сережа ожидал этот вопрос и все-таки надеялся, может, не спросят.
— Новоселов обозвал нехорошими словами одного человека…
— Какими словами и какого человека?
Сережа тупо глядел в угол. Нет, о Клаве он говорить не будет.
— Отказываетесь? Это не в вашу пользу, подсудимый.
Горошек что-то шепнула Светлакову на ухо, тот тихо поговорил с Костей Лапиным и объявил, что суд нашел возможным не называть фамилию человека, о котором плохо отозвался Новоселов.
Но то, о чем не хотел сказать Сережа, не было тайной. Все знали, из-за чего началась драка. Ребята и девушки поглядывали на Клаву, по залу пополз шепот. Она поняла, говорят о ней и, как улитка, спрятала голову.
— Зачем вы, Зорин, взяли топор? — строго спросила Горошек.
Сережа до боли закусил губы. Какое принцессе до этого дело?.. Как он ненавидел Горошину в эту минуту!
— Почему вы, обвиняемый, молчите? — еще строже спросила принцесса.