Вместе с Клавой они приносили хлеб из лавочки, букеты цветов из леса. Как-то вернувшись после заседания школьного совета, Лойко увидел на портрете матери венок из листьев брусничника.
Однажды Евдокия Романовна, вымыв пол в комнатах Лойки, сказала:
— Работа меня одолела. Весь день на кухне да еще по домашности. Может, вместо меня к вам Фима станет убираться приходить?
— Так разве можно?!.
— А чего нельзя? Девке жить не на что, старуха у нее без движимости. Вы бы Фиме платили сколько-нибудь.
— Да, да!.. — поспешно согласился учитель. Он учил девушку алгебре и не знал, есть ли у его ученицы хлеб.
С тех пор Фима мыла полы в квартире Лойки, топила печи. По вечерам они решали задачи, Сегодня она, встревоженная, принесла конверт со штампом Верховного Суда.
— Чего это вам?
Они вместе прочитали постановление.
— Да понимаете, Фима, что это значит?!
— Понимаю!.. — с участием сказала она. — Желаю вам счастья! От всего сердца!..
В глазах девушки показались слезы.
КАК ЭТО БЫЛО
— Смотри, Валя, — показал Сережа свежую газету. — Трехлетие Кашинской электростанции.
Валька потянул газету к себе. Мальчики, толкая друг друга, принялись читать ее вдвоем.
— Значит, кашинские мужики нас обставили! Сере-е-га! Ленин на открытие приезжал. А мы, бестолковые, не позвали.
— Так он болен, говорили тебе.
Валька крутил черной головой.
— Все равно надо было позвать. Хоть письмо написать. Ваши, мол, планы выполняем, Владимир Ильич!..
Чудак Валька. Ленин болен, а Валька хочет ему письмо писать.
— Мы, Валя, в библиотеку опоздаем.
— Нет, погоди. Слушай, что скажу… Только дай честное слово — не проболтаешься. — Придирчиво осмотрев комнату, словно в ней кто-нибудь мог спрятаться, Валька запер дверь на крючок. — А ведь я давно… Давно письмо Ленину написал. Но вот отправить не насмелился. А теперь обязательно. Благодарность написал за то, что он все нации уравнял.
— Как уравнял?
— А вот так, ты русский, я еврей, и ты не против, в одной комнате живешь. Чуплай — черемисин, по-теперешнему мариец, и никто его не упрекает. У Аксенка, говорят, дед бродячим цыганом был, и тоже ничего… Меня мамка спрашивает: «Тебя, Валька, в Абанере не дразнят?.. Скажи за это Ленину спасибо. Знаешь, сколько твоя мамка натерпелась за то, что еврейка! Из школы выгоняли, из прислуг выгоняли, с фабрики выгоняли. Уж мне имя на русское перевертывали, а как узнают, что не Харитонья, а Хая, и — выгонят»… Ее в девятьсот пятом году в окошко выкинули, еврейский погром был. С тех пор она седая. Еще не старая, а вся-вся седая… Я и хочу от себя и от мамы спасибо Ленину написать.
— Напиши!.. — растроганно сказал Сережа.
Валькины глаза искрились. Такой он был сияющий, не похожий на себя.
— Еще про электростанцию прибавить. Только ты ошибки проверь.
— Конечно, проверю. Нельзя Ленину с ошибками посылать… А теперь пошли в библиотеку.
Василь Гаврилович поручил Сереже рисовать декорации к оперетке «Черевички», а Вальку назначил осветителем сцены, друзья уговорились все делать сообща. Они вместе набросали эскиз улицы, но художник поморщился: деревня скорее казанская и никак не украинская. Надо было найти книгу Гоголя с картинками и сделать эскиз заново.
Библиотекарша Дарья Фоминична покачала головой и сказала, что «Вечера на хуторе» взяла Наталья Францевна, она играла дьячиху. Друзья отправились на квартиру к учительнице, но у нее книгу взял Светлаков. От него книга перешла к Мирону, от Мирона к Томе Ивлевой, от Томы — к Клаве Гориновой. Друзья весь вечер колесили по городку, разыскивая пропавшую книгу.
Возле квартиры поварихи Сережа замедлил шаг.
— Не пойду… Не хочу с Новоселовым встречаться.
— А чего он тебе? Да его и дома не бывает никогда.
Валька не ошибся, Клава домовничала одна. Низкая комната с белыми занавесками и елочками на окнах была уютной. За ситцевой ширмой в клеточку стояли кровати Евдокии Романовны и Клавы, в углу у порога — кровать квартиранта.
— «Вечера на хуторе» у тебя? — приступил от дверей Валька.
— Чего загорелось? — спросила она, улыбаясь, и подала книгу. — Проходите, ребята!..
Сережа с Валькой сразу нашли картинку: мазанки в снегу, пирамидальные тополя, звездное небо.
— Для звезд дырочки на полотне прорежем, — прикидывал Валька. — А может, маленькие лампочки приспособить?