— Я знаю, — перебила она.
Я выдавила улыбку и распахнула руки для объятий. Немного посомневавшись, Хоуп все же обняла меня в ответ.
Возвращалась я тем же маршрутом. Генри Хоффман все так же дружелюбно улыбался с плаката и на этот раз вызвал во мне еще больше раздражения. Если бы он не построил ЦИОРМ, якобы в попытке помочь ниимам, мама бы не попросила меня в тот день провести ритуал вместо нее. И я бы не смотрела как мама Хоуп корчится в муках, выворачиваясь наизнанку, выблевывая желчь вслед за содержимым желудка, захлебываясь, пока моя мама пыталась помочь. Но ритуал уже завершился, очаг магии был потревожен, и не найдя ни капли энергии, стал уничтожать сам себя. Женщина долго билась в агонии, а я лишь смотрела, не в силах сдвинуться с места. Мои руки безвольно висели вдоль тела, а слезы текли по щекам. И только когда она прекратила дергаться, а ее грудь перестала вздыматься, я будто очнулась и зарыдала. А мама залепила мне пощечину.
Через силу отбросив воспоминания, я поднялась на второй этаж и вернулась в квартиру. На всякий случай заглянула в свою спальню, хотя почти не пользуюсь ей уже три года — сплю на диване в гостиной. Дверь как обычно со скрипом открылась, оставив след на слое пыли на полу и едва не задев стул, который можно выдвинуть только при закрытой двери. Думаю, у кого-нибудь из района Апулен комнаты таких размеров используются разве что для гардеробных. Я быстро закрыла дверь, пыль полетела в разные стороны, ворвалась и в гостиную.
В мамину спальню я так и не решилась зайти. Заперла ее три года назад, когда закончились все разбирательства с похоронами, и ключ до сих пор так и торчит из замочной скважины. Отец тоже не захотел заходить туда. Молча оставил мне смешную сумму денег, отметился в колледже, якобы я не сирота и вновь исчез, прямо как в детстве.
Воду я перекрыла, и еще раз проверила, что отключила аллириум, — счета все-таки не маленькие. Взяла сумку и чемодан, окинула квартиру взглядом и вышла. Закрыла дверь на оба замка, повернула на все обороты, в надежде, что не вернусь сюда ближайший год или даже три, если удастся не вылететь из академии. Хотя лучше бы не возвращаться вообще никогда.
Пока я ехала в автобусе, на экране показывали выпуск новостей. Звука не было, но судя по бегущей строке субтитров, Роберт Эрдсхол — один из членов генерального совета, — комментировал исчезновение коллеги — Эймета Остерна. Я хмыкнула. Эти двое активно выступают против ниимов, что ж, поделом ему. Может в этом мире наконец появилась справедливость?
Глава 3
1 сентября, воскресенье
Подушка попала точно по голове. Рука дернулась, последняя буква вышла размашистой, линия пересекла половину обложки тетради.
— Ты охренела?
Я отпустила ручку, наклонилась за подушкой и швырнула ее обратно в Шер. Кудряшки волной проследовали за ее головой, когда она ловко увернулась. Подушка пролетела мимо и попала на колени Кэйли. Баночка с лаком для ногтей упала, красная жидкость растеклась по белому прикроватному коврику. Кэйли издала звук похожий на рык, подскочила и, бросив на меня пропитанный ненавистью взгляд, пошла к выходу из комнаты. Шер едва сдержала смешок, когда Кэйли локтями пыталась повернуть ручку двери, чтобы окончательно не испортить еще не высохший маникюр. Когда ей наконец удалось выйти, Шер расхохоталась в голос.
— Ты, кажется, довольна, — сказала я. — Насолила сразу двоим.
— Э, — Шер оборонительно вскинула руки. — Не надо! В Кэйли ты швырнула, а не я.
— Ты увернулась.
Шер развела руки, пытаясь сдержать улыбку.
— Инстинкт самосохранения.
Я посмотрела на свою тетрадь, оценивая урон и тоскливо вздохнула.
— Ты должна мне тетрадку.
— Серьезно? Это же всего лишь обложка, она не обязана быть идеальной. Да и кто вообще на нее смотрит.
— Мистер Барри на нее смотрит. И да, она должна быть идеальной. Хоть что-то связанное со мной должно быть идеально, чтобы меня не отчислили из-за сирховых ритуалов!
Шер закатила глаза.
— Поверь, даже мистер Барри не станет тебя отчислять из-за некрасивой обложки по ритуалам.
Я скорчила обиженную гримасу и посмотрела на красное пятно от лака на коврике Кэйли.
— Зачем ты вообще швырнула подушку? — спросила я.
— Ты меня не слушала!