— Ты обещал мне! Ты клялся, что больше ничего не…
— И я бы сдержал обещание, — перебил он. — Но ты сама попросила.
Я нахмурилась. Попросила? Зачем мне просить его стереть мою память? Разве что… там было нечто ужасное? Что-то…
…катится?
— Не пытайся вспомнить, — резко сказал Тоби непривычно мрачным и строгим голосом.
— Думаешь, это так просто? Ты только что сказал, что стер что-то из моей памяти. И наверняка что-то плохое, раз уж я сама попросила? Как мне, по-твоему, реагировать?
— Не думать. Ты хотела об этом забыть, значит и вспоминать не стоит. Если будешь пытаться, все может стать только хуже.
Я смотрела на него, не желая соглашаться, словно маленький ребенок, жаждавший получить игрушку и готовый закатить ради этого истерику. Но в итоге глубоко вдохнула и сдалась.
— Хорошо. Я постараюсь, но… Может, хотя бы скажешь, с чем это связано?
— Если я скажу, могу лишний раз спровоцировать твою память, — сказал Тоби, отпив наконец кофе, — а ты и так слишком плохо поддаешься влиянию. Просто поверь, ты не хочешь об этом помнить. И думай о том, что сейчас все в порядке.
— Кто-то умер, да?
— Элис…
— Все. Все, я молчу! Ни о чем не спрашиваю. Не думаю.
Я подскочила с места, схватив тарелку и кружку, и спешно унесла их в соседнюю комнату, где находилась кухня. Принялась мыть посуду, отчаянно пытаясь отвлечься, но мысли вновь и вновь возвращались к запретной теме, а воображение рисовало варианты, каждый из которых был ужаснее другого.
Обтерев руки мягким полотенцем, я обернулась. Тоби все еще сидел за столом, но теперь уже сгорбившись, спрятал лицо в ладонях.
— Тоби…
Я шагнула к нему, но он резко поднялся. Молча прошел мимо меня, выбросил остатки тоста в мусорное ведро и начал отмывать почти чистую тарелку нервными, спешными движениями — словно пытался стереть с нее нечто большее, чем какие-то крошки. Я осторожно приблизилась и коснулась его плеча.
Он замер.
Его страх и отчаяние ощущались почти физически. Растерянность, уязвимость и одиночество окутывали темным облаком, сдавливая до шума в ушах. Отчего-то мне невыносимо хотелось прижаться к нему, сказать, что я рядом, что он не один.
— Я не знаю, что делать. — Шепот почти смешался с шумом бегущей воды, но я все равно отчетливо слышала боль в его голосе. И от этого становилось только страшнее. Случилось что-то совершенно ужасное. Куда ужаснее, чем во всех моих фантазиях. — Я не знаю… — повторил он.
— Расскажи. — Я прижалась щекой к его плечу, и Тоби вздрогнул. — Попробуем разобраться вместе. Может, я смогу помочь? Что угодно. Только скажи.
Вилка с глухим звоном ударилась о металлическое дно раковины. Тоби резко обернулся и, поймав мое лицо в ладони, поцеловал меня. Его руки все еще были мокрыми и пахли средством для мытья посуды. Он заправлял мои волосы за уши, прикасался к губам отрывисто, жадно, с каким-то отчаянием, будто жаждал забыться в этих поцелуях. Я обвила его шею руками, не оставляя между нашими телами никакого расстояния, кроме разве что ткани одежды, казавшейся теперь чересчур плотной. Охватившее меня желание казалось странным и неправильным, но оттого не менее ярким. Он шагнул вперед, заставляя меня отступить. Я ощутила, как поясница коснулась тумбы, и запрокинула голову, когда его губы опустились ниже — к шее, к ключице. Его пальцы скользнули под край кофты, задержались на коже. Все внутри будто застыло и вспыхнуло одновременно — желание и страх слились в одно.
— Ух, какая страсть!
Тоби вздрогнул и чуть отстранился, но не отступил совсем, дышал сбивчиво и отрывисто. Глянув в сторону, я увидела в дверях уже знакомую мне девушку. Она с довольной улыбкой смотрела на нас, ничуть не смущаясь.
— Зарин, прошу, уйди, — выдохнул Тоби, уткнувшись лицом в мои волосы.
— Да мне просто водички захотелось, — невинно сказала она.
— В графине. На столе. В столовой.
— Горячей, — улыбнулась Зарин, подмигнув мне, и включила чайник.