Думаю, после сегодняшнего Тоби точно несколько раз подумает, прежде чем снова захочет пообщаться.
Мы поднялись на второй этаж, я открыла квартиру и пропустила Тоби. Он опустил Хоуп на диван, и та сразу уткнулась носом в подушку.
— Еще чем-то помочь? — спросил Тоби.
— Нет.
— Я тогда пойду,
Я глянула на Хоуп и поспешила за ним. Оказавшись в общем коридоре, я прикрыла дверь в квартиру.
— По поводу Хоуп… Это не то, что ты подумал. В смысле…
— А что я должен был подумать?
— Нет. Ничего.
— Я не лезу в чужие дела… — сказал Тоби и замолк. Отвел взгляд в сторону. — Стараюсь не лезть. Но если хочешь, можешь рассказать.
— Не хочу.
— Тебя потом встретить?
— Нет. Я разберусь. И… спасибо.
Тоби кивнул, а я вернулась в квартиру. Закрыла дверь на ключ и сунула его в карман.
— Рассказывай, — строго сказала я, встав перед диваном и скрестив руки на груди.
Хоуп отпустила подушку и глянула на меня, поморщила нос.
— Это все из-за Рейнара.
— Рейнара? — не поняла я.
— Да того мужика, которого притащила Беатрис. Ты ж его видела?
— Хоуп, я же просила не ввязываться в…
— А я и не ввязывалась! — перебила Хоуп. — Они и без меня отлично справились. Разгромили все ночью на площади, исписали стены своими требованиями, подожгли здание ЦИОРМа! И нет, чтобы сделать все по-тихому, залечь на дно, но они пошли со своими плакатами. Их, конечно отпустили. Но ты же знаешь, зачем, да? Чтобы они привели их к нам! А они ворвались ночью, пока все спали и давай всех хватать, я еле как сбежала.
— Хоуп… Но почему ты не сказала мне? Я ведь просила. План же для этого и нужен был.
Хоуп отвернулась и опять уткнулась лицом в подушку, намекая, что разговор окончен. Я тяжело вздохнула и дошла до кухни. Включила аллириум, поставила вариться овсянку. Прижалась спиной к кухонной тумбе, оглядывая квартиру.
За диваном все так же лежал свернутый ковер, который давно истерся, а я все никак не могла донести его до мусорки. Раньше он лежал по центру гостиной, помню, как мама сидела в одном из кресел и читала свои нудные книжки в очках с толстенными стеклами. Я сидела в своей комнате, дверь в которую никогда не закрывалась, за столом, лицом к окну. Изучала знаки ритуалов, но спиной всегда чувствовала, как она поглядывала на меня, проверяя, ровно ли я держу спину. И когда я слышала, что она поднялась с кресла, прислушивалась к шагам. Сначала тихий скрип пола, приглушенный ковром, — три шага. Потом два шага босыми ногами по голым доскам. Если третий шаг приглушенный и липкий по плитке, — значит идет на кухню, а если по полу, то к себе. Но если шага всего два, — значит, она в дверях моей комнаты. Стоит и смотрит, наблюдает, решает, хорошо ли я справляюсь.
Я сглотнула и услышала шипение. Сирх! Каша. Открыла крышку, и пена поспешно опала обратно в кастрюлю.
— Твой парень в курсе, что ты ниим? — небрежно спросила Хоуп, сев на диване.
— Он мне не парень. И нет, не в курсе.
Хоуп хмыкнула.
— Спасибо, что подставила.
— Он ничего не скажет, — сказала я, хотя сама не была уверена в этом.
— Пока, — сказала Хоуп и поднялась.
— Хоуп! Ты останешься здесь.
Я шагнула вперед. Три стука ботинок по плитке и я в гостиной.
— Нет, не останусь.
— И куда ты пойдешь?! На улицу?
Два шага по скрипящим доскам, и я перед ней.
— Отвали от меня, ладно? — прошипела Хоуп мне в лицо. — И катись в свою академию.
Пять шагов и она у двери.
— Скоро похолодает, Хоуп. Ты не сможешь оставаться на улице.
— Отстань от меня! — Она дернула ручку двери. Дернула еще и еще. И наконец обернулась ко мне. — Открой!