Эйби подружился с Сэмом, подростком лет двенадцати. От него он усвоил, что показываться на глаза хозяину не стоит. Такая встреча редко заканчивалась чем-то хорошим. Для раба, разумеется.
Где-то впереди над рекой нависал заветный мост. Эйби отдал бы все, чтобы увидеть хотя бы его смутные очертания. Его и еще лицо человека с веслом.
Сэм погиб полтора месяца назад. Не выдержал очередной порки. Горячий и отчаянно смелый, словно дикий необъезженный жеребец он не боялся противоречить управляющему плантацией, поэтому пороли его часто и жестоко. Он предпочитал смерть непрекращающемуся унижению и вечно пустому желудку. Эйби хотелось думать, что даже своей гибелью друг бросал вызов той безнадежности, которая сопровождала раба всю его жизнь. Вот и он бросил жребий.
В тот памятный воскресный день он по обыкновению собирал сухие ветки, когда сквозь заросли мелькнула рослая фигура на вороной лошади. Человек знаком подозвал его. Сначала Эйби подумал, об управляющем, и в ужасе сжался. Тот часто охотился в окрестных лесах, но, подойдя ближе, понял, что ошибся. Человек действительно был одет, как охотник, однако лицо его скрывал повязанный почти до самых глаз шейный платок. В них жила какая-то неизбывная печальная доброта и, когда незнакомец предложил ему бежать, отчего-то поверил в возможность невозможного.
Среди работников плантации, конечно же, ходили слухи о таинственном благодетеле, переправлявшем беглых рабов на Север тайными тропами. Это подпитывало в беднягах веру, но можно ли верить? Никто из них никогда не видел этого человека, словно это был вовсе и не человек, а призрак, мстительный дух порабощенного народа, проносившийся, словно ветер, ветер надежды. Эйби тоже так думал. Это просто – думать, как все, втайне лелея мечту, которая никогда не станет реальностью, потому что ты сам не доверяешь ей, не осмеливаешься отдаться ей всецело, вручить себя ее заботливым рукам. Но если ты смог пробить стену недоверия, возведенную в душе, ты уже победитель.
Воспоминания захлестнули Эйби стремительным потоком, словно в них он искал ответ, что будет дальше, но не находил. Вдруг где-то близко послышался треск ломающихся веток и негромкое тявканье собак. Эйби инстинктивно подался назад в сторону страшного звука. Это почти наверняка означало, что белые наемники, посланные разгневанным рабовладельцем, где-то рядом. Из всех порывов у подростка остался один – бежать, выпрыгнуть из слишком медленно ползущей лодки, плыть вперед, упрямо рассекая воду или бежать по берегу, насколько хватит дыхания, но вместо этого он едва слышно прошептал непослушными губами:
- Скорее! Умоляю вас, мистер…
И осекся. Имени человека он тоже не знал.
Эйби вдруг обожгла мысль о том, что, этот человек рискует, куда больше. Эйби делал это ради свободы, и где-то в глубине души был готов погибнуть, но проводник…Он подвергался опасности ради него, обычного черного мальчика, каких сотни и тысячи в этой стране кровавого хлопка.
Внезапно Эйби почувствовал, как лодка качнулась, и движение стало убыстряться. Они продолжили свой путь в неизвестность. Время стало вязким, словно патока, и тянулось чудовищно медленно. Чтобы немного отвлечься и помочь своему спасителю, Эйби перегнулся через бортик лодки и начал грести руками, поскольку весло было только одно. Сначала нерешительно, а потом все быстрее и быстрее.
Два человека из разных миров, между которыми пролегала пропасть, чернокожий и белый, сошлись совершенно непостижимым образом в едином стремлении – стремлении к свободе. Один мечтал вырваться из рабства, второй искал свободу в себе самом.
Мальчик не заметил, как впереди горизонт разрезала полоса огненного света. Ночь закончилась, обнажая и без того неприкрытые судьбы двух путников. Охотник выставил вперед ногу в грубом кованом сапоге, занимая более устойчивую позицию, поправил широкополую ковбойскую шляпу. Теперь их защищал только густой лес.
Лишившись преимущества темноты, они помимо воли давали шанс белым ловцам настичь их. А в том, что за ними гнались, уже не оставалось никаких сомнений.
Аболиционист без имени повернул лодку и направил поперек, преодолевая течение, прямо к песчаной отмели, над которой мерно колыхались отягощенные листвою ветви. Вытащив потертое суденышко на берег, оба осмотрелись. Проводник тяжело дышал. Он промокнул лоб платком и проверил наличие ножа в голенище сапога.
Тишина. Лишь птицы в густых кронах деревьев беззаботно переговаривались на своем языке. Эйби посмотрел вперед. Рассвет вступал в свои законные права, заливая нежный цвет неба багровой краской, но мальчику почему-то казалось, что это кровь. Вдали простиралась серебристая рябь реки, закованной в два берега… и больше ничего.