В комнате зазвонил телефон, хотя до полуночи оставалось всего три минуты.
– Алло.
– Егор, привет, это Лика.
– Какая Лика?
– Сестра Дани Ретунского.
– Привет.
– Слушай, мне нужна твоя помощь с похоронами.
– С какими похоронами?
– С Данькиными похоронами.
– Какого Даньки?
– Нашего Даньки. Ты чего, не в курсе? – В ее голосе было больше удивления, нежели неподъемного женского горя. – Его утром зарезали у него дома. Нашли только к вечеру. Тебе Сержик с Темой не звонили, что ли? Блин, обещали же. Ты же понимаешь, я одна не потяну похороны, поминки. Только закопать не меньше семидесяти тысяч стоит. Поэтому я думаю, что лучше кремировать и к родителям подхоронить…
Если бы она рыдала в трубку, я бы поверил, что это не сон. Но она рассказывала что-то про маленькую квартирку, в которую не влезет больше двадцати гостей. Она говорила «гостей», словно собиралась справлять помолвку. Потом она пояснила, что тело Дэна могли не найти еще очень долго, но крови было столько, что она протекла к соседям – в блочных домах ведь плохо с изоляцией. В квартире все перевернуто, разве что пол не вскрывали.
– Менты спрашивают, что пропало? – продолжала Лика. – А я и не знаю. Я его два раза в год видела, дома у него не была лет пять, как мать умерла. Спрашивали еще про круг его знакомых, кого домой водил. Господи, да он дверь на замок не всегда закрывал – заходи кто хочешь. Я им дала твои координаты и парней. А они, значит, и не звонили. А сами рубахи рвали, что «по горячим следам»!
Я не успевал осознавать информацию, только реагировал на слова Лики. Моя реакция получилась в тон ей.
– Какое у вас кладбище? – спросил я.
– Смоленское.
– Свидетельство о смерти получила?
– Завтра поеду.
– Получи, потом с местом решать будем. Ты сама на квартире его была?
– Да. Я тебя прошу, приберитесь там с парнями. Я не смогу – кровищи столько… А у тебя нет юристов грамотных? Мне же нужно доказать, что эта квартира теперь моя. Ну, в смысле по наследству. У нас же с ним и фамилии разные, и отчества. Вдруг проблемы возникнут.
– Не возникнут. Заявляешь права и через полгода, если не оспорят, регистрируешь хату на себя. И все.
– А эти полгода я что – не могу квартирой пользоваться?
– Можешь, но продавать и разменивать – только через полгода.
– А сдавать?
– Слушай, давай похоронами сначала займемся, – я почувствовал, что вся моя горечь сейчас полетит в Лику.
– Тогда встретимся завтра, как проснемся. Я тебе ключ от квартиры отдам.
– Все, давай.
Едва я положил трубку, в комнату зашла завернутая в полотенце Катя.
– Пойдем на кухню, чай остывает, – сказала она, всматриваясь в мое лицо. – С кем ты говорил?
– Даню Ретунского убили, – я слышал свои слова, как будто мне на голову надели водолазный шлем.
– С которым мы в Семиозерье ездили? – Она по-настоящему расстроилась. – Ужас! Такой классный парень. А кто его?
– Ищут.
Потом мы пили чай. Я хотел помянуть, но ни грамма коньяка не осталось. Катя засыпала меня вопросами, на которые я старался отвечать как можно короче. Была ли у него девушка? В последнее время, кажется, нет. Дэн говорил, что девушка – эта та, с кем хочешь жить и размножаться, а остальных он называл боевыми подругами. Был ли он мне близким другом? Вероятно, да. Они играл с миром по своим правилам, и я часто не понимал, где кончается Дэн и начинается экспериментальный выход из себя. Как мы обычно дружим? Пьем пиво, смотрим футбол, тираним девчонок. Сбиваемся в стаи, чтобы не сойти с ума в пустыне собственного мира. Но рискнем ли мы одолжить другу больше тысячи долларов? Наверное, это цена. Говорят же в бизнесе, что дружба это то, что проверено деньгами. Дэн ни в ком не нуждался, но рядом с ним было тепло и надежно, как со взводом «краповых беретов». Обычно так говорят о своих избранниках женщины, но на самом деле тепло и надежность ищут все. Свои правила? У меня когда-то тоже был кодекс чести из десяти пунктов. Сейчас я вспомню не больше шести, не говоря уже о том, чтобы что-то из этого блюсти.
– Я домой – завтра вставать рано, – сказала Катя. – Но если хочешь, я останусь.
– Спасибо. Лучше не сегодня. Я тебя провожу…