В этих северных районах, где господствуют крупные монополии, разведение скота организовано очень примитивно. Даже и теперь можно ехать на автомобиле сотни километров и не увидеть ни одной изгороди. Скот практически дикий, многие животные еще никогда не видели человека. Даже ежегодные осмотры не охватывают всех животных, потому что многие уходят в горы и там недоступны для пастухов. Одно из бедствий для скотоводов — одичавшие быки. Их стараются застрелить. В одном имении это поручили делать специальному человеку, который за один сезон прикончил четыре тысячи быков.
С 1937 года в Австралии стало развиваться воздушное сообщение. Авиационная служба Квинсленда и Северной территории установила линию регулярного сообщения Дарвин — Клонкарри — Брисбен и дальше на Сидней и Мельбурн. Эта трасса должна была продолжить линию воздушного сообщения с Европой. Тем самым время пребывания в пути при путешествии из Австралии в Европу сократилось с пяти-шести недель на судне до одной недели самолетом. Дарвин превратился в международный аэропорт, и с его изолированностью было покончено. Вместо газет трехнедельной давности, прежде доставлявшихся пароходом из Брисбена, теперь стало можно читать позавчерашние газеты. Чтобы добраться из Европы до Дарвина на самолете, нужно лишь полтора дня, а оттуда еще несколько часов — и Сидней. В 1937 году пассажиров-иностранцев сразу же по прибытии направляли в бараки, и там они выполняли все формальности по таможенному досмотру и карантину. Теперь пассажиры прибывают в новый, построенный в 1956 году аэропорт и проводят в большом зале с кондиционированным воздухом полчаса до вылета в Сидней. Только там они проходят австралийский таможенный досмотр.
Уже в начале тридцатых годов в Дарвине была организована воздушная врачебная помощь. Один за другим скотоводческие поместья получили так называемые педальные радиопередатчики, при помощи которых они могли связаться с радиостанцией Дарвина. Так как заряжать батареи в скотоводческих хозяйствах тогда было нечем, радист получал ток посредством аппарата, напоминающего обычный велосипед, только соединенный с генератором. Десятью годами позднее пользовались уже батареями, зарядку которых производили на небольших керосиновых моторах.
К числу замечательнейших личностей того времени принадлежал доктор Клайд Фентон. Он был не только великолепный врач, умело лечивший пациентов в самых тяжелых условиях, но одновременно и блестящий пилот, знавший Северную Австралию, как свой карман.
Хотя уже тогда существовали определенные правила полета, Клайд Фентон постоянно стремился их нарушать и создавать свои собственные. Один случай сделал его знаменитым даже на юге Австралии.
Около девяти часов вечера он возвращался с местным пастухом на борту, который, упав с лошади, сломал ногу. В тот день в Дарвине показывали кинокартину. Предположив — и с полным основанием, — что весь больничный персонал смотрит на вольном воздухе кинофильм, Фентон на своей легкой машине пролетел между экраном и проекционным фонарем, над самыми головами зрителей, чтобы его сослуживцы знали, что он вернулся.
Это было слишком даже для весьма снисходительных авиационных чиповников в Дарвине, которые обычно закрывали глаза на выходки Фентона. На этот раз его наказали, лишив на полгода права водить самолет. Но это наказание осталось лишь на бумаге, поскольку только он один был способен оказать нужную помощь. И уже через два дня Фентон снова был в воздухе, спеша к очередному больному.
Такая работа требовала не только хороших медицинских знаний, но и большого мужества. Ведь проселочные дороги представляли собой не очень тщательно расчищенные просеки, зараставшие во время дождливого сезона травой, в которой нельзя было разглядеть животных и гнезда термитов. Несомненно, Фентон рисковал жизнью при каждом полете, но он, казалось, был заколдован. Все население окружающей местности — как белые, так и туземцы — очень его любило.
Теперь в Австралии существует шесть центров воздушной медицинской помощи: Дарвин, Алис-Спрингс, Клонкарри, Уиндем, Калгурли и Брокен-Хилл, — обслуживающих все отдаленные районы.
На границе цивилизации
В июле 1938 года я направился из Дарвина на Грут-Айленд, чтобы организовать там метеорологическую станцию, и оставался на этом острове до февраля 1939 года. Затем меня известили о переводе в Брум. Однако я хотел сначала оформить в Перте брак со своей невестой. Она занималась в университете в Мельбурне. Как раз в это время начала действовать воздушная линия Дарвин — Перт, самолеты отправлялись раз в неделю, и полет занимал двое суток. Я решил лететь на свадьбу от Грут-Айленда до Дарвина, а оттуда вдоль западного берега по новой линии. Я вовремя прибыл в Дарвин и сообщил пилоту самолета, направлявшегося в Перт, что следующим утром я вылечу с ним. То ли самолет поднялся раньше, то ли я проспал — я так никогда в этом и не смог разобраться, — во всяком случае, я с ним не вылетел. Моя невеста выехала из Мельбурна в Перт на поезде. Такая поездка занимала шесть дней, поэтому я послал ей телеграмму в надежде, что телеграмма застанет ее в Калгурли, где ей из-за смены колеи предстояла пересадка.
Я решил теперь добираться самолетом через Алис-Спрингс до Аделаиды, а оттуда уже в Перт и на следующий же день вылетел на юг. Мы прибыли в Алис-Спрингс. Но поскольку в последние дни шли необычно сильные дожди, нам сообщили, что, возможно, на следующий день самолет не полетит. И действительно, мы задержались в Алис-Спрингсе на три дня. За это время моя невеста должна была уже прибыть в Перт, но я надеялся, что она получила телеграмму и я, хоть и позднее, чем ожидал, встречусь с ней на аэродроме в Перте. Ни она, ни я не знали никого в Перте, так что аэродром был единственным местом, где мы могли бы встретиться. Потеряв еще день в Аделаиде, я наконец вылетел в Перт.
Между тем моя невеста была очень удивлена, что я не встретил ее на вокзале, как мы первоначально договорились в письмах. Дело в том, что телеграммы она не получила. В то время списки пассажиров внутренних австралийских воздушных линий публиковались на следующий день в газете, и она ежедневно тщательно их просматривала. Но когда прошло уже шесть дней, а меня все не было, моя невеста, по-видимому, стала считать меня одним из тех нерешительных женихов, которым в последний момент отказывают нервы, и хотела на следующий день вернуться в Мельбурн. Однако как раз в этот день она прочитала, что из Аделаиды прибыл некий мистер Роуз. Ей и в голову не приходило, что я могу появиться с востока, да и имя мое не было названо. Тем не менее она с надеждой отправилась на аэродром Перта, и вот, несмотря на капризы погоды и австралийской авиации, мы наконец обвенчались.
Затем моя жена вернулась в университет, а я полетел в Брум, чтобы приступить к исполнению своих служебных обязанностей. Брум был значительно меньше Дарвина, так что там буквально все знали друг друга по имени. Социальные различия проводились по тому же принципу, что и в Дарвине. Государственные служащие в штатах пользовались некоторыми преимуществами по сравнению с их коллегами из федеральных учреждений (в Дарвине власти были федеральные). Для тяжелой работы по дому и саду в их распоряжение предоставлялись в качестве бесплатных рабочих арестованные туземцы. В тюрьме постоянно отсиживали свой срок несколько туземцев. Каждое утро пятерых-шестерых из них, скованных вместе тонкой цепью, под присмотром белого тюремного надзирателя с карабином направляли на место работы, чаще всего в сад какого-нибудь государственного служащего. Летом они пололи, в сухой сезон поливали овощи. При обильной поливке овощи, произрастающие в умеренном поясе, созревали в Бруме очень быстро и достигали больших размеров. Обычно через полчаса тюремного надзирателя приглашали на веранду, где он, сняв портупею и отставив ружье, усаживался за чай или пиво. Арестанты-туземцы в свою очередь отыскивали в это время подходящее дерево, чтобы отдохнуть в его тени. Рабский труд, как известно, непроизводителен!