При приближении к заливу Карпентария видишь растянувшиеся на мили темные мангровые болота. За несколько минут до приземления на Грут-Айленд пролетаешь через Блу-Мад-Бей на восточном берегу Арнхемленда и остров Бикертон. В противоположность северо-западному побережью Австралии различие между линиями прилива и отлива в заливе Карпентария незначительно. Зато разница между уровнем воды летом и зимой очень велика, потому что воды залива надвигаются на сушу или уходят в сторону моря — в зависимости от того, дует ли северо-западный муссон или юго-восточный пассат.
На Грут-Айленде, когда я туда приехал, кипела работа, и остров был похож на муравейник. Песчаный мыс, на котором строилась станция гидропланов, был в длину примерно два километра, в ширину — полкилометра. Строительство велось уже в течение трех недель, и все работавшие на мысе жили в палатках. Строительные рабочие — их было около тридцати — после окончания задания покинули остров. Там остались лишь четверо служащих «Шелл-Ойл Компани» и восемь человек прочего персонала, чтобы наливать бензин в гидроплапы, которые садились здесь дважды в неделю.
Я забыл при перечислении весьма важную личность — полицейского с женой — единственной белой женщиной на станции. В задачу полицейского входило следить за соблюдением закона, который запрещал белым со станции разгуливать по острову — резервации аборигенов. В свою очередь и туземцы не имели права приходить на станцию. При выполнении первой из этих задач полицейский смог добиться весьма скромных результатов, выполнение же второй было ему вовсе не под силу.
Рабочим, занятым на строительстве аэродрома, было не до скуки, да и отобрали их среди тех, кто раньше выполнял подобные задачи, и потому их мораль была на высоте. К тому же они знали, что через несколько недель они вернутся в Брисбен, в лоно цивилизации, и не особенно страдали от ограничения в свободе передвижения. Другое дело — постоянный персонал. Ему предстояло находиться взаперти на этой узкой полоске песка в течение двух лет. Теперь была зима, ранняя весна, — а как оно будет во время дождей и в летнюю жару? Теперь мучили мухи, а как летом — прибавятся к ним еще и москиты?
Привлекательным в работе на Грут-Айленде были сравнительно хорошая заработная плата и возможность сэкономить деньги, потому что практически их негде было истратить. В 1938 году в Австралии подходил к концу экономический кризис, число безработных было еще высоким, и возможность работать здесь особенно устраивала людей, которые в течение нескольких лет находили работу только на короткое время. Служащие были набраны из тех, кто участвовал в войне 1914–1918 годов и имел преимущественное право на получение работы от государства. Эти в большинстве своем пожилые люди почти все без исключения были физически и психически не способны приноровиться к условиям жизни на изолированном острове. Они вышли из городов и не привыкли к одиночеству. Они-то и страдали больше других от здешней жизни.
В октябре 1938 года строительство станции было закончено. Для тех довоенных лет дома были хорошо приспособлены к тропическому климату: широкая веранда вокруг здания главного управления, отражающие солнце, но свободно пропускающие ветер внешние стены. На окнах сетки от мух, большие вентиляторы под потолком. Жилые дома и здание управления были поставлены на высокие бетонные опоры, чтобы воздух мог свободно проходить под ними. Дизельный генератор вырабатывал ток — для освещения, приготовления пищи и для радиостанции. Основные запасы продуктов сохранялись в больших холодильных помещениях; эти продукты доставляли нам раз в полгода правительственные суда, которые обеспечивали продовольствием маяки и брандеры всей Австралии.
Поскольку на окнах спальных комнат не было металлических сеток, нам приходилось пользоваться сетками от москитов. До въезда в дома они служили нам защитой от мух, теперь же пригодились против москитов. Летом 1938/39 года выйти ночью наружу можно было только в длинных брюках, рубашке с длинными рукавами, в носках и ботинках. Я понял, почему туземцы в некоторых частях Арнхемленда устраивают летом свои хижины на сваях, разводя и поддерживая под ними слабо тлеющий огонь. Ночью мы лежали нагими или в одних рубашках под противомоскитными сетками. Ноги, которые больше, чем другие части тела, касались сетки, особенно притягивали к себе москитов. Они тысячами садились с внешней стороны сетки. Если направить на ноги луч карманного фонарика, облако москитов отбрасывало на стену густую тень. К счастью, крохотных песчаных мух было не так уж много.
После въезда в новые дома мы стали страдать от тропических нарывов, или «красноты Барку», — эта болезнь названа по реке Барку в западном Квинсленде, откуда она пошла. Маленькая царапина, в обычных условиях заживающая через несколько дней, воспалялась, набухала, появлялся нарыв. В худшем случае нарывы достигали костей, кроме того, они были очень болезненными. Причины возникновения этой болезни тогда еще не знали и приписывали ее нехватке витамина «С». Поэтому в ответ на наши просьбы о помощи мы с каждым самолетом получали от нашего начальства в Мельбурне по ящику апельсинов. Это давало возможность делать освежающий напиток, но никак не излечивало нарывы. Наш метод смазывать нарывы йодом был, кажется, даже хуже, чем сама болезнь.
Во время войны, поскольку эта болезнь подрывала боеспособность войск, ее внимательно изучили. Причиной ее возникновения оказалась нехватка витаминов комплекса «В». Чего нам не хватало, так это ржаного хлеба из муки грубого помола. Наш же повар кормил нас исключительно изделиями из белой, пшеничной, самого мелкого помола муки. Лично я не так уж сильно страдал от этих нарывов, что, по-видимому, объясняется тем, что я имел возможность покидать район станции и во время своих экскурсий по острову постоянно ел зародыши пшеницы.
Мучили нас и лихорадка денге и легкая форма малярии.
Лихорадка, так же как и малярия, переносится москитами. Повышенная температура, боли в суставах, обильное выделение пота — таковы ее характерные симптомы, и все это часто сопровождается потерей аппетита и удрученным состоянием. Лихорадка никак не способствовала подъему настроения у персонала станции.
Круглый год нам докучали обитающие в буше мухи, которые по величине и окраске сходны с домашними мухами. Обычно они садились на глаза, нос, рот и уши. Можно носить сетку от мух, которая прикрепляется к шляпе: тогда перед глазами постоянно мелькает эта тряпка. Но к мухам привыкают, а если они чересчур уж надоедают, от них непроизвольно отмахиваются. Туземцам, вероятно, мухи совсем не мешают. Я был вне себя, когда однажды увидел спящего ребенка, глаза и рот которого были совершенно черными от мух, мать же не обращала на это никакого внимания. Трахома, вызванная мухами, очень распространена среди туземцев во внутренних районах Австралии и часто приводит к слепоте.
Говорят, есть четыре стадии привычки к мухам. На первой — чай, в который попала муха, с отвращением выплескивают. На второй — муху выуживают из стакана и чай выпивают. На третьей — выуживают муху и выжимают ее, чтобы не пропало ни капли чаю. И наконец, не дают себе труда выловить муху, а пьют чай вместе с ней. Я так никогда и не дошел до третьей стадии.
Солонина, приправленная пряностями, была стандартным блюдом в нашем меню, когда я прибыл на Грут-Айленд и мы еще жили в палатках. И конечно, многочисленные мухи никогда не упускали возможности кончать самоубийством в горячем соусе. Солонину, залитую соусом, режут на кусочки, не обращая внимания на мух: их просто не замечают. Свою первую порцию этого блюда я ел с отвращением.
Когда мне предложили солонину во второй раз, я отдал ее обратно, потому что обнаружил в ней мух. Это вызвало громкий смех среди моих коллег: ведь они были здесь уже давно. «Он еще научится», — лаконично заявили они. Действительно, я научился есть солонину с соусом, но остался тем не менее столь привередливым, что вытаскивал из соуса мух. Это неизменно служило источником веселья для других, потому что они ели с мухами, даже не думая о них.
Однако, когда мы переселились в новые здания, сетки на окнах не позволяли мухам проникать в кухню. Кроме повара, никто не имел права входить туда, потому что в противном случае каждый неизбежно впускал бы целую тучу мух. Кроме того, и солонина с соусом исчезла из нашего меню, ведь теперь в холодильнике появилось свежее мясо.