Первая группа. Самки, прежде всего желающие секса. Какого угодно, где угодно и как угодно. И, пожалуй, даже с кем угодно. Чтобы их оттрахали. Поэтому тут мы имеем несколько разветвлений, когда можно удовлетвориться, прибегая к услугам друзей наших меньших или механических болваничков. Валентинок, в смысле. Да, я все еще о них не рассказал.
Что я могу сказать, ссылаясь на увиденное. В первой группе наибольшее количество красивых, молодых и стройных. Наверно, они часто смотрятся в зеркало и приходят к выводу, что достойны секса. Достойны получить удовольствие. Они требовательны и ненасытны, и в этом плане с ними бывает тяжелее всего. Оплодотворение их интересует постольку, поскольку должен соблюдаться недремлющий постулат продуктивности. Они понимают, что идут на смертельный риск, но сексуальное желание сильнее чувства страха. Я так полагаю. Что там у них в голове на самом деле – никому не известно.
Вторая группа. Самки, жаждущие самца. За неимением лучшего – это папа. Красоток среди них поменьше, бабы часто попадаются зрелые и перезрелые. Но ухоженные, правда. Старушенций папа браковал в секунду.
Иногда складывалось впечатление, что они записывались на свидание с мыслью: «Полжизни прожила, большая часть яйцеклеток вывалилась, а что оно такое – мужик – так и не узнала».
Секс для них не являлся крайне необходимым занятием. То ли неудобно чувствовать себя стареющей девой перед активным юнцом, то ли вообще разочаровываются в самце. Редко, но бывали случаи, что до секса и не доходило – некоторым экземплярам достаточно поговорить, потереться, поцеловаться, побаловаться. Но тут есть один нюанс, связанный все с той же продуктивностью. Во время всяческих игр оба всегда должны быть начеку, и если папа вдруг вскорости начинал извергать драгоценный семейный коктейль, самка обязана успеть все сделать так, чтобы коктейль попал ей внутрь.
Папа любил повторять: «Выкладка материала помимо – строго недопустима».
Третья группа. Лотерейная. Самки, тупо желающие забеременеть. Половой контакт и партнер их так же волнует, как и вас теперь, мои молчаливые подвешенные друзья.
На них папа отводил душу, потому что третья группа – всегда красавицы, всегда неприхотливы и нежны. Их отбирал компьютер, совершенно произвольно. Из того громадного количества баб, что теперь состоят на учете по поставке суппозитория. Ну, где соперничает четверка моих прихвостней.
Итак, за один койко-день в папином распоряжении бывал десяток половозрелых, с яркой зеленью на браслетах, самок. По четыре из первой и второй групп, где зачатие должно произойти минимум в семи случаях. И две самки из третьей группы, которые уже давно определились в своих суицидальных наклонностях.
Вот она – работа. Если можно так назвать походы по гостиничным номерам. Наши с папой походы. Ведь он неизменно брал меня с собой.
По большому счету, мне было так же интересно и познавательно, как вам сейчас, туши.
***
В какие только мы с ним не попадали передряги. Сколько всякого стряхолюдия насмотрелся я там, туши. Аж вспоминать тошно.
Я потом часто спрашивал папу – неужели та или иная женщина сама не видит, что больше похожа на газонокосилку, чем на самку?
Почему одни, будучи красивыми и яркими, погружаются в самокритику и отыскивают в себе изъяны, которые никто, кроме них, не замечает? И почему другие напрочь лишены самокритики, я бы даже сказал – чувства такта по отношению к остальным.
Квадратожопые тумбы напяливают короткие юбки. Лахудры с ногами, как два натянутых лука, носят облегающие штаны. Открытые купальники на бабах-бомбовозах. Крикливые и срезанные топы на краснощеких малолетках, отчего пупы и пузылы вываливаются на поверхность, во всем своем центнерном величии. Видавшие виды дамочки позволяют себе расстегивать рубашки, показывая получашечки и свернутые в рулон груди.
Некоторых женщин я отказываюсь понимать.
А вы – туши?
***
Помню однажды случай. Зашли мы в номер, к очередной. Настроение паршивое, папа злючий, с бодуна. Барышня стояла спиной к окну, немного выпятив задницу. И тут решала обернуться – рывком, эффектно. Как в старом кино.
Лучше б она этого не делала. Потому что похожа она была на зубатую пеликаниху. Едва вылезшую и отмытую от нефти, но спешно приведенную в чувство.
Со светло-русой волосатостью на башке, маленьким хохолком на макушке. Еще и на каблуках.
Мы с папой переглянулись. Понимая друг друга с полувзгляда. На этот раз – попадалово.
– Ты хоть не голодная, а то я рыбу не взял, – сказал папа непринужденным тоном. Ничего не подозревая, она простодушно ответила, что кушать не хочет.