– Так, нашла, – оборвав хихиканье, сказала барышня за стойкой. – Подойди к дежурной. Там сейчас эта, с зубами кривыми. В триста восьмой свободно. Я уже выбила бронь. Доктор подойдет через десять минут.
– Спасибо, красотка. Спасаешь.
– Пустяки, мать, – откликнулась регистраторша.
Беременная скрылась в лифте. В наступившем молчании регистраторша требовательно глядела на меня.
– Разве наша беседа еще не закончена? – спросила сухо. – Складывается такое странное впечатление, что нет. Если что, мы открыты сутки напролет. Так что не спеши, располагайся. Вон там диванчики, водичка. А захочешь – чай сделаю.
– Я по поводу той девушки на додже.
– Еще не все выяснил? – улыбнулась противно. – Настырный какой.
– Скажи, как ее зовут, и где она живет, – осмелев, дерзко произнес.
– А зачем тебе?
– Надо.
– Надо?
– Мы с ней друзья.
– Ага.
– Ну, на начальном этапе дружбы.
– Скорее, чуточку дальше.
– Неважно, – раздраженно ответил. – Хватит водить меня за нос.
– А ты в курсе, что она лесбиянка?
– Да, в курсе. А лесбиянкам чужды человеческие отношения?
– Лучше тебе не узнавать, что им чуждо.
***
Иена потом меня уверяла, что барышня на регистратуре очень милый и общительный человек. И к тому же скромница. В свободное от работы время занимается рисованием. Иена даже показывала несколько фотографий ее картин. На одной изображены пасущиеся на лугу овечки, на другой – заросшая, дикая степь, и летает вокруг мошкара. Живопись, наводящая на мысли вскрыть от скуки вены.
Впрочем, судя по картинам, регистраторша или имеет хорошое воображение, или, что вероятней, выросла в каком-то зачуханном селе. Типа Берлина или Мадрида.
Подобных пейзажей в Киеве отродясь не было.
***
Регистраторша и Иена были подружками. А поскольку обе лесбиянки, то подружками, вероятно, весьма близкими. Они вместе покупали бижутерию, гуляли в парках, пили кофе на террасах кафе. Подозреваю, именно с ней Иена могла разговаривать при выборе трусиков.
Женская дружба – понятие мутное и зыбкое. Существует ли она на самом деле, никто не знает. Тот факт, что, почти лишившись мужчин, женщины продолжают марафетиться, красиво одеваться, следить за собой – ненавязчивые намеки, что между ними ведется извечное соперничество. Впитанная генетически, потребность быть привлекательней, чем другая. И когда выпадает возможность где-нибудь осторожно и тихонько подгадить, любая женщина непременно ей воспользуется.
Ведь как еще объяснить, что, для показушности поогрызаясь, регистраторша выдала Иену с потрохами. Вплоть до улицы.
Признаюсь, туши, полученная информация меня обескуражила.
Иена жила на Кактусовом проспекте. А это в самом сердце Троещины.
Часть шестнадцатая. Английский филей
***
Отягощенный асоциальной наследственностью, той же поздней апрельской ночью я выбрался из дома. Охранницы с утертыми носами остались в неведеньи. По крайней мере, мне так казалось.
Я взял первую подвернувшуюся машину. Благо, с наступлением Великой Бабуинизации кражи, как и прочий бытовой криминал, исчезли. И машины закрывать было не от кого. Кроме тех, что на бензине. Их мечтали заполучить многие.
Пока я разбирался с навигацией, вводил на карту Кактусовый проспект, на заднее сиденье кто-то бесшумно пробрался. Не в себе от страха, я чуть не свернул шею – так быстро повернул голову, чтобы увидеть пассажира. Сзади сидела Люся.
Переведя дыхание, произнес:
– Ну, здрасьте.
Ноль реакции.
– Давай так, – деловито продолжил. – Я разрешу тебе поехать со мной, если не будешь мешать. Сиди себе сзади и не встревай. Только в экстренной ситуации. Хорошо?
Безмятежный взгляд Люси. Зрачки спокойно плавали в стылых озерах глаз.
Я лишний раз убедился, что говорить с ней то же самое, что играть в пинг-понг с ошейниковым пекари.
И мы поехали.
***
Троещина. Лесбийское логово. Гремучий серпентарий. Как и любой другой район, ярко освещена и пестро разукрашена. Зрелище умиротворяло, присыпляя бдительность. На это злобные наследницы амазонок и рассчитывали.
Нужный нам Кактусовый проспект оказался не захудалым пятачком на отшибе, а огромным кварталом в сотню домов. Во дворе почти каждого мне и пришлось побывать. Пока я, наконец, не наткнулся на додж.
Додж. Как вспомню, так глаза на мокром месте. Синий мой утопленник, покоится на речном дне. Довела судьбинушка.
***
Я припарковался в укромном, затененном углу. Идей, как вызвать Иену на улицу, было не много. Высовывать мужской нос в рассаднике лесбиянок не хотелось совершенно. Я огляделся. Здоровенная опоросившаяся свиноматка вела чадо домой. Две мрачнейшие, как болотные черви, девахи сидели на скамейке и обсуждали какую-то чепуху. Кривоногая лахудра с носом какаду направлялась в сторону второго подъезда. Еще одна, перезрелая и местами потрескавшаяся, похожая на плосколобого бутылконоса, выносила мусор.