Но и это совсем не гарантирует одобрения.
***
Хуже всего приходится со средствами личной гигиены. Оказывается, разновидностей прокладок существует больше, чем букашек в навозе. А я-то думал, это такая стандартная промокашка на все случаи жизни.
Как бы там ни было, автокатастрофа не сказалась на ее гормональном здоровье. К ней все так же с завидной регулярностью захаживает маленький гномик с кусочком тортика.
***
Кстати, я – убийца. Эта мысль достаточно комфортно приютилась в голове, не так выкручивает нервы, как раньше. Особенно в тот день, когда я был за рулем доджа.
В тот вечер я ехал несколько часов, безостановочно и словно в бреду. На заднем сидении валялось бездыханное тело, и я отгонял от себя вопрос – зачем я вообще взял ее с собой.
Дождь лепил в стекла долго и заунывно. До самой темноты. Сквозь мутную дымку заметил указатель крупного города. Топлива оставалось в баке как раз для того, чтобы заглохнуть на центральной площади. И тут же быть разорванным на куски.
Быстро свернул на боковое ответвление. В сгущающихся сумерках, на фоне светлеющего закатного неба, заприметил силуэт огромного приземистого здания, со странными пристройками сбоку. То был разваленный гипермаркет с припаркованным внутрь самолетом. Я еще не знал, что он станет мне домом родным, потому особого значения ему не придал.
Через метров двести въехал в лес, и тут же заметил впереди мост через реку. Резко затормозил. Как освобождение, пришла в голову идея, что пора и мне записаться в программу под названием – Исход Брюхоногих.
Было тихо, безлюдно, тревожно. Ночь наседала на одичавшую, неприкаянную местность.
Как только я прокрутил в голове всю картинку разбивания заградительных стоек, жуткий скрежет об металл, ощутил себя внутри летящего батискафа, с грохотом врезающегося в речную гладь, и медленно идущего ко дну, я решился. По крайней мере, мне так тогда казалось.
И в этот момент услышал стоны.
***
Иена шевелилась. Она оказалась жива. Разве это не чудо?
Я выключил фары и заехал глубже в лес. Заглушил мотор. Отовсюду накрыло стрекотом, шорохами, которыми полнился лес. Лихорадочно соображая, побежал к гипермаркету. Внезапно издали замаячили фары электрокара. Я запоздало упал в мокрую траву, но остался незамеченным.
Первое, что встретило меня внутри здания – запах. С трудом удерживая равновесие, я вырвал. То, что не успело сгореть при пожаре, вызванном авиакатастрофой, превратилось в сгнивший компост. В виду того, что помещение долгое время было закупорено, воздух источал жуткую гнилостную вонь. Прикрываясь рукавом, дыша через раз, я забежал на второй этаж. Там все было раскурочено, потолки обрушились, пропуская воду, солнце и птиц.
Наконец, посуетившись, разыскал складские помещения, закрытые со всех сторон, целые, изолированные. У морозильной камеры имелся даже свой отдельный генератор.
Который, как вы, тушки, успели догадаться – спустя полтинник лет оказался в пригодном состоянии.
***
Выбора не оставалось. Светом и электричеством снабжался лишь холодильник. Мороз сковал дальнейшее гниение мяса, отчего запах практически улетучился. Практически.
В данный момент тут, помимо работы моего личного калорифера, чернично-ягодное благоухание.
***
Иену я перенес в морозилку, во все глаза разглядывая и шарахаясь от каждого странного звука. Накрыл горкой одежд, найденных в соответствующем отделе. Несмотря на растерзанный кровавый вид, она получила лишь изрядное количество ссадин, порезов и ушибов. Потом, правда, обнаружилось, что еще сломана пара ребер и покалечена нога.
Курсы по надеванию ногой презерватива пошли насмарку.
***
Почему я решил, что самым приемлемым способом похоронить додж будет пресловутый Исход Брюхоногих? Не знаю. Я соображал тогда туго и туманно. И решения принимал скороспелые и необдуманные.
Кое-как вырулив к берегу, я дотолкал машину в реку. Тонула она медленно, нехотя, побулькивая и все всплывая. Наконец, когда крыша исчезла из виду, я отправился к гипермаркету.
Была уже глубокая теплая ночь. В лесу противно копошилась живность.
***
Первым делом я проверил, что Иена согрета и защищена. Воняло жутко, но она стонала скорее от боли, чем от ароматов. Я пытался себя в этом убедить.
Я вышел из камеры и с удовлетворением убедился, что из-за стеллажей и расположения в самой глубине маркета, свет совершенно не был виден с улицы.
Если в сумерках еще можно было маневрировать, то в кромешной тьме я постоянно натыкался на валявшийся мусор, стекло, битый кирпич. Грохот создавал неописуемый, как оглушенный бык. К тому же меня начало мутить от стоявшего запашка.