Последние слова были саркастически подчеркнуты, и это-то толкнуло молодого Чадова на неслыханное по тем временам нарушение родственной субординации.
— Осмелюсь возразить, ваша светлость,— звенящим от негодования голосом произнес поручик,— род мой не токмо уступает в знатности щербатовскому, но частью и превосходит его.
Старый князь изумленно воззрился на сумасшедшего. Щербатовы и впрямь были родовитее родовитых.
— Известно ли вам, почтеннейший дядюшка, что Чадовы не от смертных происходят, как все прочие княжеские роды, а от богини земли и неба, огня и воды, именуемой Чадь? Эфто поважней будет, чем тянуть колена от какого-то варяжского разбойника. Очень жаль, что его в оные времена Вадим Новгородский не окоротил.
И молодой князь, решительно довольный своей знатностью и независимостью, смелостью и образованностью, свободомыслием и прочими прекрасными качествами, снова застыл под прямым углом в просторном кресле.
Настала очередь оторопеть старому князю. Лишь через минутудве он пришел в себя и вопреки характеру своему не возгневался.
— А теленок-то с зубками оказался,— с любопытством процедил он, предварительно пожевав губами.— Сей подробности я за чадовским родословием не знал и в том винюсь. Твоя чудская Гера с римской, конешно, равняться не может и небось недалеко ушла от наших киевских ведьм, а все же родословное древо весьма украшает. Варяжского разбойника я тебе по младости лет и вьюношеской запальчивости прощаю. Однако сказанное тобой, повысив значенье рода твоего, тем более убеждает меня в решительной невозможности жениться на булошнице.
— Да какая же она булошница! — возопил Чадов.— Батюшка ее почтенный купец, ему баронство скоро дадут...
— Пока что из него чучело хотят набить,— усмехнулся старый князь,— а купеческие его капиталы пойдут не иначе как в казну.— И вдруг, построжав, сменил обращение.— Перестань супротивничать, дурак! Я тебе внимал, когда ты о своей чудской богине рассказывал, а теперь ты слушай меня. И — подчиняйся.
Чадов хорошо знал дядюшку, и охота возражать ему на время пропала.
— Женясь на дочке чучела,— возвысил голос старый князь,— ты не только свой, но и мой род грязнишь. «Ах, это те, что с чучелами в родстве» — вот какая присказка пойдет, Никакого урона твоему офицерскому слову не будет. «Дядюшка, который мне заместо отца, не соизволил разрешить» — вот и вся недолга. А мой товар, как на сватовстве говорится, сам себя окажет.
На звон колокольчика возник бравый казачок в красной рубашке и синих шароварах.
— Позови боярышню,— сказал дядюшка.
— А они тутотка стоят,— фыркнул мальчишка.
— Не обо всем болтай, что видишь, постреленок.
Казачок исчез, и через неуловимое мгновение в кабинете пеннорожденной Афродитой, впрочем одетой по последней парижской моде, в юбке на китовом усе, заполнившей половину комнаты, с прической, уходящей под потолок, с мушкой у правого уголка припухшего рта, означавшей отсутствие предмета, появилась Лизанька Ознобишина.
Впрочем, отрекомендовал ее старый князь со всей учтивостью как Елизавету Павловну, дочь бригадира, свою крестницу.
— Не сочту лишним сказать,— промолвил в заключение Михайло Михайлович,— что приданого за ней шестьсот сорок душ. Это я как опекун доподлинно знаю. Имения в Саратовской и Тульской губерниях, да еще подмосковная усадьба. Конешно, сие не корповские миллионы, но куш тоже неплохой. А главное, сама хороша.
Девушка черным веером опустила ресницы долу.
— А это князь Петр Чадов, о котором ты известна. Вырван мной из-под венца тебе на забаву и утешение. Голодранец, но малый славный.
И к тому же еще божественного происхождения. Расскажи ей про свою Геру,— кивнул старик.— И готовьтесь к свадьбе. Сегодня вторник, в субботу справим.
— Ах, как скоро...— всплеснула руками Лизанька.
— Ничего не скоро! — прорезался вдруг голос молчавшего доселе Чадова.— Можно б еще быстрее...
О temporal О mores! Женихом невинной Амальхен приехать в хлопотах за ее отца, ожидающего лютой казни, и мало того что тут же похерить эти хлопоты, еще и бесстыже надуть несчастную девицу.
Итак, пусть делают из Корпа чучело, пусть к слезам дочери прибавятся слезы обманутой невесты! Ее злодей жених, отказавшись от сомнительных теперь миллионов, получит прочные шестьсот сорок душ вдобавок к очаровательной рожице Лизаньки Ознобишиной.