Мы сражались холодно, расчётливо. Никакой ярости, никаких лишних движений. Я наступал, а Спицын оборонялся, время от времени взрываясь резкими контратаками. Звенели сабли, шелестела под ногами трава.
Я обвёл клинок соперника своим, и резким выпадом закончил бой.
Сталь впилась в лицо капитана, разрезая кожу и мышцы как масло. Время будто замедлилось — я видел, как лезвие полосует его лоб, прогрызает переносицу и напоследок рассекает щёку.
Кровь брызнула на мою рубашку, горячая и липкая. Спицын вскрикнул и выпустил оружие. Сабля воткнулась в землю у его ног, покачиваясь.
Капитан, продолжая кричать, отступил и, споткнувшись, рухнул в грязь. Побледневший ефрейтор подскочил и встал между нами, выставив ладони.
— Ваше благородие, довольно!
— Надеюсь, что так, — сказал я, опуская саблю.
Спицын замолк. Он сидел на земле, тяжело дыша и зажимая располосованное лицо. Кровь струилась между пальцев, сбегала по подбородку и заливала белую рубашку.
— Кровь за кровь, — сказал я, возвращая Моргуну его оружие. — Теперь вы навсегда запомните, что люди барона Градова неприкосновенны.
Капитан ничего не ответил. Ефрейтор помог ему подняться и вопросительно глянул на меня. Я кивнул в сторону их машин. Ефрейтор кивнул и, поддерживая своего командира, повёл его к автомобилям.
Через пару минут машины фон Берга уехали прочь, тарахтя моторами и поднимая клубы пыли.
Степан бухнулся передо мной на колени и склонил голову. Остальные мужчины последовали его примеру, а из домов начали выглядывать другие селяне, в том числе женщины и дети.
— Не знаю, как благодарить вас, господин, — прохрипел своим медвежьим голосом Кожемяко. — Вы нас не только спасли, но и заплатить офицера заставили, — он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к лицу.
— Тебя мне тоже есть за что благодарить, — ответил я. — Встаньте.
Мужчины поднялись. В их глазах я читал искреннюю признательность, и это грело душу сильнее любых слов.
— Слава барону Градову! — вдруг проревел Степан, поднимая кулаки в воздух.
— Слава барону! Ура! — тут же поддержали его остальные.
Мужчины, женщины и дети наперебой закричали слова благодарности. Я кивнул, принимая почести, а затем поднял руку, призывая к тишине.
— Останься, Степан, надо поговорить, — сказал я. — Остальные ступайте пока по домам.
Селяне разошлись, приглашая моих дружинников с собой: выпить квасу и перекусить. Секач глянул на меня, и я кивнул. Раз люди хотят отблагодарить, нет смысла отказываться.
— Хорошие у вас здесь люди, Степан, — сказал я.
— Так и есть, господин. Мы друг за друга горой, и вашему роду всегда были верны.
— В этом я не сомневаюсь, — я перевёл взгляд на пороховой завод фон Берга, который был совсем недалеко.
Комплекс из унылых бетонных зданий, окружённых забором с колючей проволокой, казался чуждым на фоне природного пейзажа. Над заводом до сих пор поднимался дымок, но насколько большие он получил повреждения, отсюда не было видно.
— Диверсия прошла отлично, — сказал я. — Взрывы радовали меня до вечера. Мне жаль, что барон фон Берг посмел отправить к вам солдат.
— Не страшно, ваше благородие, — скривился Кожемяко, ощупывая распухшую щёку. — Всё могло гораздо хуже закончиться.
— Люди фон Берга могут в любой момент вернуться, а у меня нет лишних людей, чтобы поставить здесь охрану, — сказал я. — Вот что, Степан. Вы со всеми селянами должны перебраться поближе к поместью.
— Предлагаете нам покинуть деревню? — нахмурился Кожемяко.
— Да. Барон фон Берг не думает головой, он может в любой момент приказать своим солдатам поджечь ваши дома вместе с вами внутри. Заодно это избавит его от свидетелей, потому что на барона завели дело о вашей эксплуатации.
— Понимаю… — мужчина вздохнул. — Ну, я когда подполье организовал, на спокойную жизнь и не рассчитывал. Попробую своих убедить, что необходимо переехать. Но где же мы жить-то будем?
— Недалеко от поместья есть заброшенные дома, они находились под куполом. Вам там хватит места. Если кто-то захочет работать в усадьбе, там достаточно свободных комнат. Для всех остальных тоже найдём работу.
— Совсем другое дело, господин! — тут же воодушевился Степан. — Коль и жильё для нас есть, и работой обеспечите — люди только счастливы будут!
— Вот и хорошо. Начинайте собираться немедленно — вечером вы должны быть уже в поместье. Не будем рисковать.
— Как прикажете, ваше благородие, — поклонился Кожемяко.