Выбрать главу

Эмилия, нахмурившись, отогнала прожужжавшую возле лица жирную муху и спросила:

— И что же нам с этим делать?

— Мы поставили противотанковые ежи и приготовили самые мощные заряды для бомбард. Начали копать рвы, но подверглись сначала арбалетному, а затем артиллерийскому обстрелу.

— А мины?

— Ещё не доставлены, ваше сиятельство, — ответил воевода. — И будет сложно установить их за пределами действия нашей магии. Придётся рисковать жизнями солдат.

«Значит, придётся», — подумала Карцева, но не сказала этого вслух. Поскольку эти самые солдаты смотрели сейчас на неё.

— Сделайте всё возможное, чтобы не допустить прорыва и при этом сберечь жизни наших доблестных дружинников, — произнесла она и очаровательно улыбнулась лопоухому рядовому.

Тот растянул губы в ответ, показывая коричневые от табака зубы. Эмилия еле сдержала гримасу отвращения.

Она подошла к насыпи, где дежурный наблюдал за противником через бинокль.

— Дай взглянуть, — приказала она.

Дружинник с поклоном подал ей бинокль. Эмилия упёрлась локтями в сырую землю, навела оптику на затянутые утренним туманом вражеские позиции.

— Ваше сиятельство, осторожней, — зашипел Бутурлин. — У фон Берга отменные снайперы! Мы только вчера потеряли из-за них двух офицеров.

Карцева лишь презрительно фыркнула. Пусть попробуют выстрелить. Её защитный амулет был способен выдержать не одну пулю.

Она оглядела лагерь неприятеля. Виднелись укрепления — мешки с песком, брёвна, колючая проволока. Фигурки солдат, копошащиеся как муравьи. Артиллерию и тем более танки не было видно — силы фон Берга держались в тылу, чтобы магическая аура не мешала стрельбе.

Неплохо окопались, сволочи… Чтобы захватить позиции Роттера штурмом, дружине Карцевой не хватит сил. Но по плану, что предложил ей Градов, сначала следовало дождаться атаки, а уже потом идти в ответное наступление.

Интересно, насколько сам Роттер настроен воевать? Каково ему сражаться против тех, с кем провёл бок о бок почти год? Почему он вообще это делает?

Графиня опустила бинокль и велела:

— Воевода! Немедленно отправь гонца к Роттеру. Пусть передаст, я желаю лично с ним побеседовать. На нейтральной полосе, посередине лощины. Через полчаса.

— Ваше сиятельство? — нахмурился Бутурлин. — Простите, но о чём вам разговаривать с этим выродком? Он же предал…

— Я прекрасно знаю, что он сделал! — резко перебила Эмилия. Её голос заставил ближайших солдат вздрогнуть. — Но я хочу посмотреть ему в глаза. Отправляй гонца. Немедленно!

Воевода, пробормотав под нос что-то невнятное, отдал приказ. Через несколько минут молодой солдат с белым флагом на древке осторожно выбрался поверх бруствера и зашагал вниз, в лощину, к невидимой линии, разделяющей врагов. Все замерли, наблюдая. Эмилия снова подняла бинокль.

Дружинник двигался медленно, высоко держа флаг. Он прошёл уже треть пути. Потом половину. Туман постепенно скрывал его фигуру, а белый флаг совсем исчез, растворившись в таком же белом мареве. Казалось, что солдат держит над головой бесполезную палку.

Вскоре дружинник совсем пропал в тумане. Наступила напряжённая тишина ожидания.

Прошло всего лишь несколько минут, как из мглы вдруг показалась другая фигура. Высокий, статный офицер в чёрной форме, верхом на вороном жеребце.

— Роттер, — процедила графиня, стискивая бинокль.

Константин управлял лошадью без поводьев. Его руки были заняты — в одной он держал свою тяжёлую саблю, а в другой…

— Демоны меня возьми, — выдохнул Бутурлин.

В другой руке Роттер нёс отрубленную голову гонца. Держа за волосы, он поднял её повыше, а затем швырнул в сторону Карцевой.

— Подлый ублюдок! — проревел воевода. — Да как он…

Его крик потонул в оглушительном грохоте. С вражеской стороны ударили лучемёты. Потоки энергии с воем пронеслись над лощиной и врезались в землю слева от Эмилии. Почва вздыбилась фонтанами грязи и дыма.

Солдаты рядом с графиней бросились на землю, прикрывая головы. Защитные сферы сомкнулись над траншеями мгновение спустя. Следом в воздухе раздался свист, и небо озарилось вспышками и грохотом взрывов. Осколки артиллерийских снарядов застучали по сферам, заставляя их мерцать.

Карцева стояла неподвижно. Грязь забрызгала её лицо и костюм. Но она даже не моргнула. Глаза, широко открытые, смотрели туда, где лежала отрубленная голова гонца.

Эмилии не было страшно. Внутри неё бушевал ураган чистой ярости. Ярости, которая сжигала всё — и страх, и сомнения, и усталость.