Мы склонились над картой. План родился быстро. Решили бить в лоб, но с хитростью. Соболев со своей конницей должен был имитировать попытку глубокого обхода с фланга, вынуждая Муратова перебросить туда силы. А мы с Никитой в это время обрушим весь наш артефактный огонь и пехоту на центр. Как только оборона дрогнет — в прорыв пойдёт Чёрный полк.
Капитан Роттер и его люди (он взял к себе несколько десятков новобранцев) горели желанием участвовать в бою и доказать, что они действительно на нашей стороне. Никита не слишком доверял Роттеру, и правильно делал. Но я был готов рискнуть.
Утвердив план, мы приступили к его выполнению. Соболев умчался со своими всадниками. Через некоторое время на западном фланге поднялся шум — там завязалось сражение. Я дал сигнал, и наши артефакты открыли огонь по центру. Под прикрытием этого шквала вперёд пошла пехота под командованием Секача и Трояка.
Но сопротивление оказалось слишком суровым. Муратовцы, засевшие в окопах, встретили нас ураганным огнём. Их маги, укрытые за куполом дачи, координировали оборону, создавая перед нашими солдатами стены огня. Мы несли потери.
Видя, что атака захлёбывается, а прорвать оборону с ходу не получается, я приказал трубить отход. Нельзя было бессмысленно класть людей, мы и так потеряли достаточно.
Воины отошли на исходные позиции под прикрытием бури, которую вызвали соболевские маги Воздуха.
— Гонца сюда! — крикнул я.
Парень на лошади тут же оказался рядом.
— Скачи к ним с белым флагом. Передай, что я прошу личной встречи с графом Муратовым.
Посланец кивнул и помчался в сторону врагов. Вернулся он быстро — Муратов согласился поговорить.
Через полчаса мы встретились на выжженном поле, ровно посередине между нашими позициями. Он подъехал на своём огромном боевом коне, я — на своём. Мы остановились в нескольких шагах друг от друга. Его лицо было усталым, но глаза горели всё тем же знакомым, холодным огнём.
— Ну что, Владимир? — он первым нарушил молчание. — Пришёл просить пощады? Слишком дорого тебе обходится моё гостеприимство?
Надо же. Несмотря на то что его армия почти разбита, он находит в себе силы думать, что ещё может переломить ход войны.
Хотя бывает всякое. Я осознавал это и не позволял успехам вскружить себе голову.
— Наоборот, Рудольф Сергеевич, — ответил я спокойно. — Пришёл предложить вам сдаться. Ваше положение безнадёжно. Подумайте о людях, им незачем погибать впустую. Я обещаю, что никто из вашего рода также не будет убит.
Он коротко усмехнулся.
— Я никогда не сдамся тебе. Ни за что. Лучше умру здесь, на своей земле, чем преклоню колени перед выскочкой из опального рода!
— Преклонить колени, говорите, — задумчиво произнёс я. — Но вы ведь дважды делали это перед моим отцом, разве не так?
Лицо Муратова исказила ярость. Он стиснул поводья коня, и я ощутил, как его Исток закипает. Но сам оставался невозмутим.
— Впрочем, речь не обо мне и не о вас, граф, — сказал я. — Речь о людях, которые гибнут из-за вашего упрямства.
— Солдаты знают, за что воюют! — отрезал он. — За свою землю! За своего графа! А твои воюют за что? За тщеславие какого-то юриста, который возомнил себя генерал-губернатором?
— Вовсе нет. Мы освобождаем свои земли и мстим за всё зло, что вы принесли нашему роду.
— Тогда я тоже мщу. Полагаю, ты знаешь о судьбе моей сестры, Владимир.
— Знаю. И мой отец невиновен в её гибели. А вот гибель моих родных… — я покачал головой. — Пожалуй, я даже рад, что вы отказываетесь сдаться. С огромным удовольствием поставлю вас на колени перед тем, как уничтожить.
Муратов резко развернул коня и поскакал обратно. Мы разъехались не прощаясь.
Война продолжалась.
По возвращении я приказал начать обстрел вражеский позиций из пушек технороты и наших самых мощных артефактов. Мы прощупывали, искали слабые места, изматывали их. Ждали, где же они дадут трещину.
Через несколько часов я ощутил, как меня вызывают через один из артефактов. Перед внутренним взором возник образ соблазнительной брюнетки.
Я удалился в свою походную палатку, сел, закрыл глаза и перенёс сознание в того ворона.
Картинка была смазанной и прыгающей — птица сидела на запястье Эмилии Романовны, которая ехала куда-то в карете. Я не видел, что происходит снаружи, но судя по шуму, Карцева находилась на марше вместе со своей армией.
— Владимир? — её голос прозвучал удивлённо и игриво. — Не ожидала, что ты ответишь мне так скоро! Признайся, ты скучаешь по мне?