Требек закричал и упал на колени. Его разум оказался белым пятном колющей боли, взрывающейся, распространяющейся по всему полю зрения, вонзающейся в глаза ледяными иглами.
Эстрисс согнулся пополам и ахнул, его внимание ослабло. Требек покачнулся, затем заставил себя подняться на одно колено. Он слабо, вызывающе зашипел на своего заклятого врага. Эстрисс, пошатываясь, подошел с мечом в руке и небрежно ударил Требека по лицу плоской стороной клинка. Он приставил острие своего меча между глаз лидера.
— Сдавайтесь, — мысленно сказал Эстрисс.
Требек схватил иллитида за лодыжку.
Эстрисс ткнул острием меча в щупальца Требека. Пожиратель разума запрокинул голову и крепче сжал лодыжку Эстрисса.
— Сдавайтесь, Требек.
— Ты используешь оружие… человека, сказал упавший лидер. — Я никогда не сдамся… предателю.
Требек затрясся от напряжения, пытаясь свалить Эстрисса, но иллитид устоял на ногах и полоснул мечом по одной из сторон пурпурного лица Требека.
— Я не хочу вас убивать. Что бы вы хотели, чтобы я сделал? Между нами нет настоящей ссоры. Вы оказали мне гостеприимство. Вы мой брат.
Ответом Требека было сердитое ворчание, когда он попытался встать. Эстрисс толкнул его вниз, положив одну руку ему на голову.
Затем в голове Эстрисса раздался голос Требека. — Тогда веди себя как настоящий пожиратель разума, брат... а не как человек!
Эстрисс медленно кивнул. Он бросил свой меч. Его щупальца сомкнулись вокруг головы Требека, а зубы глубоко вонзились в толстый череп вожака.
Воины вокруг них отступили назад. Чаладар и КассаРок подскочили к Эстриссу, когда обмякшее тело Требека упало на палубу. Кровь сочилась из круглого отверстия, скрытого под щупальцами Эстрисса, и он выплюнул остатки мозгов Требека в его рот.
Он поднял свой меч и глубоко вздохнул. Его голова закружилась от бодрящего вкуса воспоминаний Требека, его желаний. Затем глаза Эстрисса прояснились, и он увидел своих товарищей и вражеских пожирателей разума. Они уставились на кровь, стекающую по его щупальцам, стекающую спереди по тунике.
— Требек мертв, — сказал Эстрисс воинам—иллитидам. Мантия лидера теперь принадлежит мне.
Пожиратели разума беспокойно зашевелились. — Идите сейчас же, — скомандовал Эстрисс. — Уничтожьте врагов иллитидов, но оставьте Владельца Плаща мне. Идите!
Иллитиды повернулись и побежали к своей башне. Эстрисс посмотрел на Владельца Плаща. — Теперь они не причинят нам вреда, — сказал он, хотя на самом деле не был в этом уверен. — Мы тоже должны идти.
Чья-то рука хлопнула Владельца Плаща по плечу, и Телдин сердито развернулся, подняв меч. КассаРок отступил назад. — Ух, ты! — сказал он. — С вами все в порядке?
Телдин обернулся. Все его противники лежали перед ним окровавленной кучей, убитые его собственной рукой, пока он думал о плаще. — А что случилось?
Подошел Стардон, убирая меч в ножны. — Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то так дрался. Вы прорубались сквозь них, как, будто они призраки.
Телдин размышлял вслух. — Это из-за плаща. Он... каким-то образом слился со мной. Я не могу контролировать его. Наверное, я никогда не мог, но теперь я каким-то образом впитал его силу. Он выпрямился. — Я чувствую себя лучше и сильнее, чем когда-либо прежде, и плащ кажется таким, как, будто я никогда не должен был быть без него.
Воины уставились на него. Джан улыбнулся и прошептал себе под нос: — Верентестай.
— Как вы думаете, где сейчас Гея? — спросил КассаРок.
— Гея не дура, — ответил Телдин. — Очевидно, она более могущественна, чем я когда-либо знал. Я не очень разбираюсь в псионике, но я бы предположил, что она могла транспортировать нас, используя свои способности, но не транспортировать себя в, то, же время.
— Звучит правдоподобно, — сказала На'Ши.
Они остановились на мгновение и огляделись вокруг, окруженные телами своих врагов. Звуки битвы доносились со всех сторон: крики умирающих, лязг стали о сталь. «Спеллджаммер» был покрыт лужами крови, и многие башни казались хрупкими, уязвимыми.
— Теперь это необратимо, — тихо сказал Телдин. — Началась жажда войны. Дело больше не только во мне и плаще. Речь идет о ненависти. Каждая раса думает, что она превосходит другие, и никто не будет удовлетворен, пока все остальные не умрут.