Проще говоря, даже если я сообщу куда-нибудь о злоупотреблении сверхсилами, то максимум, на который я могу рассчитывать — это что Анхеллу погрозят пальчиком и нежно так скажут: «Вот так больше не делай!» Мне же, скорее всего, закроют рот — и хорошо ещё если просто предупреждением. А если чем-то посерьёзнее?
Не то чтобы я думала, что меня могут прикопать за обвинение в сторону Анхелла… хотя, наверное, и этого сбрасывать со счетов было нельзя, мало ли. Однако до тех пор, пока Сверхчеловек нужен обществу и государству, на справедливость в отношении моей проблемы я могла даже не рассчитывать.
Вот так и становятся злодеями.
— Что ты заказала? — спросил Анхелл, прерывая затянувшееся молчание.
— Лавовую лампу.
— Опять? Тебе прошлых мало? Мне казалось, ты с ними удже наигралась… когда уже твоё университетское желание пропадёт, а?
Не знаю, что его так удивило, кстати говоря. Однако меня больше поразило то, что Анхелл так же помнил о моих «университетских желаниях», как и Льюис.
Правда, следующая фраза Сверхпридурка всё расставила по местам, и лёгкий флёр приязни с фигуры Анхелла сдуло как ветром:
— Говорил же тебе их не покупать больше, — недовольно протянул мужчина, морщась как капризный ребёнок. — Они когда разбиваются, эта слизь изнутри просто везде! Те лампы, что у нас были, только пятна после себя и оставляли.
Я поднапрягла память. Хм… у меня выходило вспомнить, что да, какие-то лампы в моей комнате были. Зелёную помню, неоново-оранжевую, фиолетовую и розовую, красную… однако куда они по итогу девались — вот вопрос.
Видимо, момент, когда я «лишалась» очередной лавовой лампы, был связан с какими-то эмоциями — вот я и не могла ничего вспомнить. Наверное, это было даже хорошо… вряд ли я лампы разбивала в приступе счастья.
Да и вообще. Никогда не любила терять вещи, которые мне дороги. Каждый раз — как ножом по сердцу, честное слово.
— А что происходило с её лампами? — спросила Арабелла.
— Какие-то сама разбивала по неуклюжести, другие я задевал. Она их ставила везде, совсем не думая ни о ком кроме себя, — Анхелл пожал плечами и скрестил руки на груди. — Последнюю я, едва она её распаковала, просто выкинул в окно. Не одна в доме живёт, в конце концов.
Я моргнула, чувствуя, как злость снова начинает бурлить у меня в районе желудка. Неприятные пузырьки поднимались по пищеводу и щекотали нёбо: ну же, Оливия, скажи этому идиоту что-нибудь. Что-нибудь неприятное, такое, чтобы он собственным языком от обиды подавился!
Глубоко вдохнув, я сглотнула это желание и прикрыла глаза. Да уж. Точно. Хорошо, что я не помню ничего из чувственного прошлого — судя по всему, за неделю с Льюисом у меня было больше позитивно-эмоциональных моментов, чем за семь лет жизни с Анхеллом.
Или нет. Но мне нравилось думать, что да; этим я, похоже, успокаивала саму себя и пыталась обелить облик Злодея в своей голове.
Анхелл тряхнул головой, поправил свою идеальную причёску и смахнул с плеча невидимую соринку.
— Я так-то пришёл не из-за этой доставки, естественно, — сказал он, возвращая недовольный тон и серьёзный взгляд. — Оливия, есть разговор.
— Говори.
— Гвен, Арабелла, выйдите.
Девушкам даже смотреть на меня было не надо, чтобы понять: оставлять нас наедине — явно отвратительная идея. Так что двойка супергероинь обошла Анхелла с разных сторон и демонстративно занялась своими делами: Чудевочка принялась рыться в своём ящике с батончиками, словно пытаясь найти там какое-то сокровище; Арабелла облюбовала местечко возле кофемашинки, спиной демонстрируя сотню килограмм презрения и столько же равнодушия к чужим просьбам.
Я подошла к столику, на котором стояла лавовая лампа, подвинула кресло и уселась в него. Нет уж, Анхелл, дорогой; ты меня из этого кресла даже клещами не вытянешь. Хочешь говорить — говори при моих защитницах.
…потому что после всего произошедшего доверия к топовому супергерою страны у меня не было ни капли.
Анхелл мрачно обвёл взглядом нас троих, поджал губы и набычился. Однако, к моему удивлению, говорить ничего не стал. Вместо этого он, недобро прищурившись, сосредоточил внимание на мне; от этого мне моментально стало не по себе, словно я была провинившимся ребёнком перед недовольным взрослым.
Будто я сделала что-то плохое, в самом деле.