Питер вспоминает о той бесконечной череде снов и неразберихе в собственной голове, как измученный и травмированный разум выматывает себя работой без малейшей надежды на перерыв. Но он нашёл выход. Он стал чувствовать себя гораздо спокойнее с тех пор, как начал общаться с Сэмом, а ведь это лишь их вторая встреча.
– Наверное, – хмурится Питер. – В смысле, да, так намного лучше. Я… Я не хочу возвращаться обратно к своему прежнему состоянию, когда Роуди пришлось звонить вам рано утром. Но ещё так много…
– Это была победа, – повторяет Сэм. – Не преуменьшай это лишь потому, что ты знаешь, что впереди тебя ждут ещё преграды. Я хочу, чтобы ты сказал самому себе “я победил”.
– Я победил, – лишённым эмоций голосом произносит Питер. Но затем вспоминает леденящий душу ужас от незнания, что есть что, и с усилием кивает самому себе. – Я победил, – произносит он снова, более уверенно, и чувствует прилив гордости, когда Сэм ему улыбается.
– Напоминай себе об этом почаще, – говорит Сэм, и Питер кивает. – Ты хотел рассказать о втором сне?
Питер замирает на этой фразе.
– Он был очень похож на первый. Мы были в Париже, на Эйфелевой Башне, всё такое, – говорит он. – Вот только на этот раз я не смог поймать ЭмДжей. Она умерла. Все думали, что это я её убил. Моё лицо было повсюду, и я был убийцей… и затем я проснулся.
Сэм молчит, так что Питер продолжает:
– На этот раз я паниковал сильнее. В плане, слёзы и всё такое, и я думал, что потерял её, остальные мои друзья на меня никогда не смогут смотреть, а моя тётя от меня откажется. Я был буквально в истерике. И затем я подумал, что даже если бы мы никогда не поехали в чёртов Париж, то всё бы случилось здесь, после произошедшего в Италии и в Праге. И затем я подумал, погодите, а что произошло в Париже? И затем я вспомнил, что никогда не был в Париже. Она расстроилась тогда, что мы не поднялись на Эйфелеву Башню. Так что мы там не были. И это было ненастоящим. Просто сон. Так что я снова начал дышать… и всё было в порядке.
Сэм смотрит на него скептически, и Питер знает, что у него на лице написано, что всё было очень даже не в порядке.
– Простите, – произносит он с неловким смешком, перебирая пальцами в волосах, – просто прошла всего какая-то пара часов, так что я могу быть до сих пор немного на взводе, но я знаю, что мне это приснилось, так что…
– Не извиняйся, – говорит Сэм. Питер снова поднимает на него взгляд. – Я знаю, каково тебе. В плане, со всеми этими снами. Бывает очень тяжело, даже когда ты к ним привыкаешь. А ты не привык. Так что просто сосредоточься на победе. Даже двух победах: ты знал, что всё не по-настоящему и ты знаешь, что она всё ещё ждёт тебя в Нью-Йорке.
Питер кивает.
– Да, – тихо произносит он, словно бы всё ещё свыкаясь с чувством, каково это: быть способным различать, что реально, а что нет. Это придаёт сил. Он почти чувствует себя потрясённым. – Да, так гораздо лучше, чем раньше.
Вот только Питер рассказывает Сэму не всё: после первого сна, когда на него нахлынула его теперяшняя действительность, в которой он был для людей не героем, а злодеем, Бэк был рядом, сидел, повернувшись к нему, на стуле около рабочего стола.
Это случилось после того, как он открыл глаза сразу после дыхательной гимнастики. Бэк был рядом, смотрел на него задумчивым взглядом, и это помогло ему вспомнить, что произошло в реальном мире: он не был героем, потому что героем был Мистерио, и он убил Мистерио, а Мистерио это снял и показал всему миру. Твоя жизнь окончена.
Бэк улыбался мягкой извиняющейся улыбкой, пока слова звучали в ушах Питера. Тот смотрел на него в ответ, не зная, что чувствовать, прежде чем с головой накрылся одеялом, развернулся лицом к стене – спиной к Бэку – и снова уснул.
Вот только Питер рассказывает Сэму не всё: после второго сна, когда он проснулся с затихающим криком в горле от потери ЭмДжей, Бэк был рядом, сразу, приобнимал его за плечи. Питер расслабился в его объятиях, всхлипывал в чужих руках, тяжело дыша и всеми силами стараясь сохранять тишину, хватая воздух ртом, словно утопающий.
– Я убил её, – выдохнул он в душный воздух спальни. – Она мертва, и это моя вина, я монстр, и её жизнь окончена, и моя жизнь окончена.., – у него заканчивался воздух, и он задыхался от собственных всхлипов, и сильнее упирался в грудь Бэку, цепляясь за его футболку, и даже не пытался сдерживать слёзы.
– Тшш, – Бэк успокаивающе поглаживал его по спине. – Это не так, – сказал он, и его голос был таким мягким, и дружелюбным, и таким готовым быть рядом. – Это был просто сон. Ты знаешь, что это сон, ведь теперь я с тобой, и я с тобой только тогда, когда всё реально. Ты никогда не был в Париже. Я никогда не устраивал атаку в Париже. ЭмДжей в порядке. Просто дыши, ты всё вспомнишь. Просто дыши.
И Питер его послушался. Он всё ещё плакал, но прекратил попытки хватать воздух отчаянными рывками и не чувствовал больше нужды кричать или выть от горя. Он сделал несколько глубоких вдохов, почувствовав умиротворение и клонившую в сон усталость, и начал медленно заваливаться вперёд, ведь в комнате не было никого, кто мог его удержать, а тепло от фантомных объятий начало рассеиваться.
Когда будильник разбудил его в нормальное время – девять часов сна, может, не без перерыва, но однозначно девять, так что это всё равно победа – Питер открыл заплаканные глаза и наткнулся на Бэка в изножье своей кровати, наблюдавшего за ним. Питер инстинктивно отполз назад, ударившись затылком о стену во время попытки увеличить между ними расстояние и сесть прямо.
Бэк немного усмехнулся на это, но это был тот смех, который бы мог исходить от Неда, когда он делал что-то глупое.
– Эй, – произнёс он, и от него исходила та самая атмосфера дружелюбия, как в тот первый раз, когда он встретил человека, с кого можно брать пример. – Чувствуешь себя лучше?
Питер потёр затылок и проморгался в попытках отогнать остатки сна, и затем ответил:
– Да.
– Это видно, – говорит Сэм, и Питер снова возвращает к нему внимание с явным удивлением во взгляде. Сэм немного фыркает и одаривает Питера короткой, преисполненной заслуженного самодовольства улыбкой, но это самодовольство связано с личными успехами Питера, так что он не может её оспорить (не то чтобы ему хотелось). – Ты сидишь ровнее, – перечисляет он. – Ты кажешься более уверенным в себе, чем два дня назад. Ты не пытаешься закрыться, и ты не такой нервный. Ты выглядишь отдохнувшим. Ты ведь и сам это заметил, верно?
Его слова заставляют Питера улыбнуться.
– Я не знал, что это так очевидно.
– Это так, – говорит Сэм. – Тебе может казаться, что впереди ещё долгий путь, но не преуменьшай своих теперешних достижений.
Питер выпрямляется. Он не касается ступнями пола – не как Сэм – но вместо того, чтобы прижимать колени к груди, он упирается ими в подлокотник кресла, сидя на своих сложенных ногах. Его спина поблагодарит его за эту невероятно комфортную позу позже.
– Я хочу двигаться дальше, – говорит он.
– Отлично, – отвечает Сэм. – На чём бы ты хотел сосредоточиться теперь?
Питер вспоминает, как провёл последние два дня без Сэма. Первый день, будучи слишком на нервах, чтобы вернуться к чтению книги мистера Старка, он пошёл обратно в комнату и долго напряжённо смотрел на домашний телефон Роуди, после чего решил к нему не прикасаться. В одиночестве – но оглядываясь через плечо слишком часто, чтобы это было нормальным, пусть такое действие и казалось ему необходимым – он исследовал оставшиеся книги Роуди. Обнаружив, что настроения читать у него не было, он включил Нетфликс и посмотрел пару документалок о дикой природе, украдкой бросая взгляды за окно, на мир, в который он пока не был готов вернуться
Когда Роуди вернулся домой, Питер спросил, были ли у него какие-нибудь книги рецептов. Мол, Сэм сказал ему попробовать научиться готовить, и раз уж ему надо себя чем-то занять, то пусть это будет что-то полезное. Он мог бы приготовить им поесть на ужин. На завтрашний ужин, вернее.