— Сакха, что происходит? — обратился я к нему. — Они же не стреляют в бельгийцев, не так ли?
— Вайнберг, — сказал Лефевр, — вы должны сделать что-то важное.
— Я всегда готов сделать что-то важное! — вскричал я, хватаясь за мусорный контейнер, чтобы подняться на ноги.
— Вам нужно немедленно доставить демократа в «Хайатт». Отдайте его под защиту Ларри Зартарьяна. Ему здесь опасно находиться.
Мое сердце забилось, как у влюбленной девушки. «Вы думаете, что один человек может спасти демократа? Я тоже так думаю».
— У нас перед «Макдоналдсом» стоит джип из «Хайатта», — сказал я. — Но с вами все будет в порядке, месье Лефевр? Могу ли я что-нибудь для вас сделать?
— Просто выметайтесь отсюда к чертовой матери, — ответил Лефевр. — Все причиняют боль, Миша. Но некоторые причиняют больше боли, чем другие.
— Что?
— Счастливого пути, Гаргантюа! Вперед!
В чинном «Макдоналдсе» вопили женщины, ревели дети, сыпали проклятьями мужчины, и все перекрывало многофункциональное русское словцо «блядь». Люди спрятались под испачканными квадратными столиками и под стойкой, как будто спасаясь от нагрянувших грабителей.
— Они думают, что здесь многонациональное заведение, — прокомментировал Сакха. — Думают, что они здесь в безопасности. Единственные безопасные места — это посольства, «Хайатт» и «Рэдиссон».
— Да, да, — согласился я, не зная, с чем именно соглашаюсь, но наслаждаясь каждой секундой этого действа. — Мы отвезем вас в «Хайатт», мистер Сакха. Даю слово Вайнберга.
Очутившись снаружи, мы поняли, что за звук был нами принят за звон бьющейся посуды и лязг ножей и вилок. Рынок использованных пультов дистанционного управления был сметен тяжелой поступью наступавшей пехоты. Я смотрел на сопровождение, состоявшее из советских танков «Т-62», за которыми следовали в равной степени устаревшие бронетранспортеры «БТР-152»; из люков высовывались противовоздушные зенитки. (Когда я был ребенком. Красная Армия была одной из моих главных навязчивых идей перед мастурбацией.)
Батарейки, инфракрасные лампочки и микросхемы сыпались на нас со всех сторон, как обломки цивилизации. Торговцы пультиками пытались спасти свой товар, запихивая самое ценное в мешки, и маневрировали между медленно продвигающимися машинами, устремляясь в относительно безопасное место — оперный театр в мавританском стиле, находившийся по соседству с «Макдоналдсом». С фрески на них молча взирал Александр Дюма, записывая все в свой свиток.
Отзвук пулеметной очереди прокатился по всему городу. Я в волнении поискал струйки дыма, которые определяют для меня военную зону, но на небе не было ничего видно, кроме вероломного солнца. Пора было совершить какой-нибудь мужской, американский поступок.
— Ну же, быстрее, быстрее, мудаки! — заорал я на Сакху и Тимофея, подталкивая их к автомобилю. Тревожная сигнализация джипа вовсю надрывалась, заднее стекло было разбито, но логотип «Хайатт», по-видимому, отпугивал местных мародеров. — Вам придется его повести, — сказал я Сакхе, усаживая его на место водителя. — Я понятия не имею, как это делается, и мой слуга — тоже.
Сакха бешено жестикулировал, указывая то на свой мобильник, то на Горбиград, — вероятно, он имел в виду, что хочет позвонить своей семье. Я вытащил из своего рюкзачка пузырек «Ативана».
— Что это? — прохрипел Сакха. — Валерьянка?
— Не совсем, — ответил я и сунул пригоршню таблеток ему в рот, влив луда же кока-колу. — Это сразу же окажет действие, — солгал я. — Дышите, мистер Сакха, дышите. Вы хотите, чтобы я спел успокаивающую западную песню? — И я запел: — «Меня зовут Люк, я живу на втором этаже».
— Прекратите, — попросил Сакха. — Пожалуйста, прекратите петь. Мне нужно предаться позитивным мыслям. Я хочу снова увидеть моих девочек.
Проезжавший мимо «Т-62» начал разворачивать ствол в нашу сторону — совсем как неповоротливый малыш, пытающийся подружиться.
— Вперед! — заорал я на Сакху.
Мы сорвались с автостоянки и свернули в переулок. Несчастные балконы стонали под нагруженными бельевыми веревками; испуганные жители выглядывали из окон, со всех сторон доносились голоса теледикторов, вещавших на местном наречии о неминуемом бедствии. Радиостанция передавала «Лебединое озеро» Чайковского — верный признак того, что дела обстоят гораздо хуже, чем кажется. Мы спугнули компанию обалдевших от ужаса городских кошек и нырнули в узкую улочку, над которой возвышалась каменная церковь свани.
Солдаты устроили пропускной пункт у дороги, ведущей к Интернациональной Террасе. Мы оказались в конце длинной очереди из «Жигулей» и «Лад». Автомобили перед нами обыскивали низенькие худые юноши с темными усами, у которых на форме было вышито лишь русское слово «солдат». С пояса у них свисали гранаты. На некоторых были розовые пляжные сандалии.