— До кого сможем, до тех достучимся, — ещё сильнее сбавил и так невеликий энтузиазм собеседник. — Остатки… Всё равно чему-то научатся. Брать таких с собой нельзя, но под наблюдением на стенах крепостях стоять смогут. Хоть так, гроссмейстер. Вы сами говорили, что использовать можно всё и всех.
— Говорил и даже не думаю менять своё мнение. Просто когда рассчитываешь на полновесную золотую монету, а получаешь её же, но с избытком лигатуры, да ещё и не особо аккуратно обрезанную по краям… Печалит, знаешь ли.
— Зато не серебряная и тем более не медяк.
— Согласен, Диего. Тут хватает и таких как наш, пожалуй, на сегодняшний день самый ярый и полезный сторонник, Икстли Лалитачли. Есть, конечно, и Китлали, но он не воин, хотя и может держать в руках оружие. И те тотонаки, которые уже прибежали и ещё прибегут сюда из Папантла, Халапа, Семпоала и иных не столь значимых городов — они нехваткой желания сражаться не страдают. Их учить можно, нужно и результат не заставить плеваться. Но не только о тотонаках сейчас стоит говорить.
Полнейшая готовность внимать, что, впрочем, естественно для тамплиера при разговоре со своим гроссмейстером.
— Княжество Тласкала. Бывшее, конечно, сейчас лишь часть империи Теночк.Это, конечно, больше дела Фиорентино, но и ты должен быть осведомлён. Особенно обращая внимание на военную составляющую.
— Их… придавливают, — после небольшой паузы подобрал подходящее слово ди Ларго. — Как в точности — мы ещё не поняли, но скоро поймём. Тогда, когда сюда добегут тласкальцы. Достаточно будет и нескольких, но достаточно умных, осведомлённых.
— И тех, кто будет говорит правду, а не откровенную ложь или не то, что он сам искренне считает истиной, на деле же… Обман, он и в политике, и на войне используется. Обмани врага и во время битвы он станет наполовину слабее. А тласкальцы… Пока что можно лишь посоветовать им либо быть как можно тише и ждать нашего приближения, или, если угрожает реальная опасность, пытаться любыми тропинками пробираться туда, где уже есть мы или, на крайний случай, испанцы. Союзники наши предупреждены, а Пинсон с Писарро хоть и не слишком довольны, но люди умные. В последние годы умные не хотят ссориться с Борджиа.
— Я думал, что понимают необходимое.
Хорошая попытка в иронию, что было замечено не только мной, но и присоединившейся незаметно для ди Ларго к нашей беседе Изабеллой. Бесшумно ходит… чем снова и снова поражает храмовников. Они то этому долго и упорно учились, да и то не все, а лишь некоторые, причём с разной степенью эффективности. И тут она… зато Борджиа, а от нашей семейки за последние годы привыкли ожидать не просто необычного, а в принципе чего угодно. Нет, а что тут удивительного? За прошедшую дюжину лет с момента, как Родриго Борджиа взошёл на Святой Престол под именем Папы Александра VI, изменилось буквально всё: политическая карта Европы; взаимоотношения с Азией и вообще Востоком (одностороннее такое, жесткое сношение древком от копья с эмблемой Ордена Храма всех этих эмиров с султанами, да с циничной ухмылкой), структура собственно церкви, утратившей ядовитые зубы в виде инквизиции, целибата, индульгенций и прочего дерьма; резкий рывок прогресса от таящихся в опасениях за собственное благополучие и даже жизни механиков, алхимиков, врачей, до вывода их творений на всеобщее обозрение и всяческое покровительство с высоты тронов. И это я лишь о главной триаде, поскольку остальные факторы, хоть и не были мелкими, но шли по большому то счёту лишь дополнением. А все вместе они меняли сам мир, его «атмосферу», очищая её от того яда, который вот уже заметно больше тысячи лет отравлял столь сложный и обширный организм под названием Европа.
Теперь всё. Совсем всё, огромная массой машина исторического хода событий была не приторможена, не остановлена, а перенаправлена. Вот и покатилась в другую сторону, поднимая под себя уже тех, кто ещё с десяток лет назад ощущал себя «королями мира», особенно нося при этом рясы и желая разжечь пламя костров с неповторимым «ароматом» жареной человечины' и дальнейшего разложения и искажения настоящей европейской элиты.