Мишка настроился посидеть в кафе со вкусом, у нее же были неотложные дела, поэтому они мило распростились, договорившись созвониться.
Мобильный, как всегда, истошно завизжал на трудном перекрестке.
— Машка! — орал ее непосредственный начальник Виталий Борисович. — Ты где находишься? Немедленно езжай в Эрмитаж, у них там что-то случилось, зал с мадоннами Леонардо закрыт! Вроде говорят — трубы лопнули!
— Ну и что? — по инерции спросила Маша.
— Как это — что? — удивился начальник. Наша передача как называется? «Новости культуры». Шутка ли сказать — две мадонны самого Леонардо! А вдруг мировые шедевры повреждены? Езжай и не спорь, оттуда мне позвонишь!
— Скажите, какие новости, — ворчала Маша вполголоса, стараясь вписаться между задрипанной «Газелью» и синей «Тойотой», — подумаешь, культурное событие — в Эрмитаже трубы лопнули! Да если каждую аварию в передачах освещать, то мы все в сантехников превратимся!
Или в электриков…
Виталий Борисович конечно перестраховщик. Но что делать, с начальством спорить себе дороже, это все знают…
Водитель «Газели» крикнул вслед что-то обидное, но Маша сделала вид, что не поняла.
Настроение у нее было плохое. Снова начальник использует ее для всяких мелких заданий, как будто она девочка на побегушках. Обещал же дать ей свой собственный раздел в передаче. У Маши была такая замечательная идея сделать нечто вроде трехминутного клипа либо на стихи, либо на классическую музыку… В качестве иллюстрации снимать город, его улицы, дворцы, музеи, фонтаны, решетки… Иногда людей, только не очень много. Хорошо, что не рассказала об этом Мишке. Он-то бы конечно понял, но вот, судя по всему, работа опять срывается. Вечно начальник затыкает ею все дыры!
Маша оставила машину в переулке и перебежала Дворцовую площадь. Через весь двор тянулся внушительный хвост из посетителей.
Еще бы — лето, самое время для туристов. Жители города редко ходят в Эрмитаж, как впрочем и французы — в Лувр, разве что сопровождают приехавших родственников и знакомых.
Маша вихрем промчалась мимо очереди, смешалась с толпой входящих и показала охраннику свое удостоверение. Парень окинул притворно-равнодушным взглядом стройную молодую женщину в белых брюках и зеленой маечке, под цвет глаз. Маша улыбнулась ему открыто и дружелюбно. Взгляд охранника потеплел, но Маша уже проскочила магнитный контур и схватила свою сумочку. Радуясь, что сегодня на ней босоножки на платформе, а не на высоких цокающих каблуках. Маша устремилась к главной лестнице. Мама рассказывала, что когда-то давно служительницы коршунами набрасывались на женщин в туфлях с каблуками-"гвоздиками" и заставляли надевать специальные войлочные тапочки, чтобы не портить бесценный паркет. Потом это прошло, но до сих пор еще служительницы, кто постарше, смотрели волком, услышав стук каблуков по паркету.
Поднявшись на второй этаж, туристы шли прямо, разглядывая помпезный Фельдмаршальский зал и громко удивляясь. Маша пролетела его, не поворачивая головы, свернула в темную Шпалерную галерею, где действительно все стены были увешаны ткаными шпалерами, прошла Павильонный зал, где толпа осаждала часы «Павлин». В детстве, когда мама водила в Эрмитаж, это был ее любимый зал, хотя часы тогда не работали. Все равно ужасно интересно было рассматривать механического павлина, и сову, и грибочки…
Сейчас Маша даже не взглянула в ту сторону, она торопилась. Миновав лестницу, она вошла в первый из залов итальянского искусства эпохи Возрождения. Все было как обычно, только посетителей больше, чем в другие дни.
Маша немного умерила шаг, чтобы не обращать на себя внимания, и двигалась теперь в общем потоке. Идти было неудобно, потому что навстречу стремился почти такой же поток. Вот наконец последний зал, Маша еще с порога увидела, что двери в зал Леонардо закрыты. Люди растерянно топтались рядом, некоторые возмущенно гудели. У закрытой двери стояла монументальная дама, немолодая, но крепкая с виду и вещала звучным контральто:
— Граждане! Зал Леонардо да Винчи закрыт по техническим причинам! Просьба не скапливаться у дверей!
— А когда откроют? — раздавались выкрики.
— Сегодня точно не откроют! — отрубила дама.
— Да что там случилось-то?
Маша, которая стояла близко, увидела, что у служительницы в глазах мелькнула некоторая растерянность.
— Сказано — по техническим причинам! Она решительно тряхнула завитыми волосами. — Мало ли что может быть!
— Безобразие! — завела мамаша с толстым ребенком непонятного пола. — Такие деньги берут за вход…
«Так-так, — подумала Маша, незаметно пятясь, чтобы выбраться из толпы, — эта тетя у входа сама не знает, что там стряслось. Если бы трубы лопнули, ей бы уж сказали…»
Она вернулась назад, свернула в боковые залы и прошла параллельно, мимо залов Джорджоне и Тициана. Вот она, кающаяся Мария Магдалина. Глаза подняты к небу, руки прижаты к сердцу, губы шевелятся, вроде молится.
"Не верю, — подумала Маша мимоходом, — то есть настоящая Мария Магдалина, может, и раскаялась, да только эта натурщица у Тициана явно думает не о том, и губы не молитву шепчут…
Впрочем, сейчас меня не это волнует…"
Она пробежала залы, боковой вход в зал Леонардо был тоже закрыт. Но он, кажется, всегда заперт. Маша, не останавливаясь, прошла дальше мимо лестницы, повернула налево, потом направо. Вот он, зал учеников Леонардо, который с другой стороны граничит с залом великого мастера. Этот зал открыт, только посетителей поменьше — просто не все знают, что можно попасть сюда с другой стороны. Маша скользнула взглядом по картинам, прочла имена художников, которые ей ничего не говорили, — Франческо Мельци, Чезаре да Сэсто… Картина этого Чезаре ей не понравилась. Ребенок противно улыбается и сбоку выглядывает злобный старик.
У запертых дверей, ведущих в зал Леонардо, никто не стоял, просто висела табличка, в которой у уважаемых посетителей администрация музея просила извинения из-за того, что зал закрыт опять-таки по техническим причинам.
«И что я скажу Виталию Борисычу? — приуныла Маша. — Что везде поцеловала замок и пришлось уйти? Самое интересное — что он скажет мне в ответ. Хотя это я и так знаю».
Начальник вечно твердит им, что для репортера нет ничего невозможного и не может быть никаких преград.
«Что значит — люди не хотят говорить? А ты спроси получше, найди верный подход, где-то подслушай, где-то подсмотри. Нам деньги платят за то, что мы даем людям информацию!»
Маша в задумчивости вернулась к боковой двери, той, которая всегда закрыта. Посетителей в этом зале было мало, служительница тихо сидела в углу и, кажется, дремала с открытыми глазами. Маша поболталась немного у двери, и ее ожидание было вознаграждено. Дверь неожиданно открылась, оттуда вышла группа людей.
Первым, настороженно озираясь, выбрался небольшого роста человечек с круглой лысой головой и маленькими детскими ручками.
Выглядел он совершенно безобидно, пока Маша не столкнулась с ним взглядом. Эти глаза, несомненно, принадлежали человеку жесткому и твердо знающему, чего он хочет. Дальше из зала вышел высокий плечистый парень в форме охранника. В руке он держал переговорное устройство, а карман его оттопыривался самым недвусмысленным образом. В нем явно просматривался пистолет. Парень вполголоса бубнил что-то в переговорник. Следом из двери вышли еще два охранника, которые несли плоский деревянный ящик. Ящик был небольшой и, судя по всему, нетяжелый, но охранники несли его так бережно, что ребенок сообразил бы, что там находится картина.
Маша мысленно сделала стойку, как охотничья собака.
Самым последним вышел немолодой человек с аккуратной профессорской бородкой. Он хотел запереть двери, но тот плотный и маленький, что выскочил первым, вырвал у него ключи и сделал это сам. Маша успела заглянуть через его плечо в зал и увидела, что, в общем-то там ничего не изменилось. Нет никакой воды на полу, нет оголенных проводов… Картину явно эвакуировали. Но почему одну? Да потому, что именно с ней, с одной из мадонн, что-то случилось, поняла Маша. И никакие трубы тут ни при чем.