— Она могла хотя бы институт окончить.
— А какое отношение это имеет к вам?
— Она не знает, что я здесь.
— Это сюрприз?
— Можно и так сказать.
— Ты за ней шпионишь?
— Мы поссорились. Она кое-что не так поняла и, боюсь, наделает глупостей.
— На Запад уедет?
— Да нет, не то чтобы. Но в двадцать один год…
— Мне тоже двадцать один! А тебе?
— В декабре будет тридцать три.
— Ты хорошо сохранился.
— А что, нелегко бы со мной пришлось?
— В каком смысле?
— Ну, прошлой ночью?
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Может, мне просто не хотелось.
— Хм.
Вода доходила ему всего лишь до колен, но он не мог разглядеть своих пальцев на ногах.
— Если уж быть совсем точной: у меня с собой нет противозачаточных таблеток, они тоже были в нагрудной сумке, а беременеть мне сейчас не хочется, даже от тебя, — сказала она и выпрямилась.
— Это еще кто? Ты ее знаешь?
Молодая женщина облокотилась на водительскую дверь «вартбурга», положив руки на край крыши и подставив лицо солнцу.
— Черт возьми, — прошептал Адам.
— Твоя жена?
— Не-е.
— Просто говори правду, Адам, правду, и ничего, кроме правды.
21
СВОЕГО РОДА ПРИГЛАШЕНИЕ
Часом позже Адам и Катя сидели у продуктового ларька на турбазе, ели лангош, пили кофе и колу. На Кате была соломенная шляпа, между стульями стояла коробка с черепахой.
— Ты сердишься на меня?
— Не надо было этого рассказывать. Она нам все равно не поверила.
— Рассказывать о твоем героическом подвиге?
— Я ей не доверяю. Она не должна знать о таких вещах. К тому же звучало это неправдоподобно.
— Но она так мило с нами поговорила.
— Это притворная любезность, с ней надо поосторожнее.
— Я не просекла, что она и есть та самая плохая компания. Я думала, она правда просто знакомая.
— Да я и сам не знаю, с чего это она вдруг так разлюбезничалась.
— А Михаэль? Это кто?
— Ее кузен, ее кузен с Запада. Они хотят вступить в фиктивный брак, чтоб ей было проще уехать. По крайней мере, они пригласили нас на свадьбу.
— И когда?
— Да это все пустые разговоры.
Из динамиков донеслись звуки песни «Don’t worry, be happy», люди за соседним столиком принялись прищелкивать пальцами.
— Он симпатичный?
— Он старый, ему лет сорок пять или около того. Жутко хвастливый, ведет себя, как не знаю кто, если его, не дай Бог, не сразу обслужат. Женщинам дарит духи, а когда ему что-то не нравится, говорит «merde». Без него бы всей этой передряги не было.
— Какой передряги?
— У Эви украли духи, из ее шкафчика или откуда-то еще, не знаю, где она их хранила… А, долго рассказывать.
— Не понимаю.
— Я тоже. Она уволилась в ту же секунду, а так как у меня еще были дела и я ждал машину, она поехала с этим, с ней и с ним.
— А ты за ней?
— Я за ней.
— А почему она не подождала?
— Я же говорю, она кое-что неправильно поняла.
— И теперь они все ночуют у твоих знакомых?
— Вообще-то это друзья Эви, я здесь еще никогда не был. С Пепи они познакомились в Йене, на первом курсе, а в прошлом году Пепи две недели гостила у нас.
Катя посмотрела к себе в чашку:
— Раньше это называлось «мокко».
— Хочешь еще?
— С удовольствием, если можно, с молоком. И пусть нальют побольше.
Адам подошел к киоску. У женщины в очереди перед ним была еще совсем белая кожа, только плечи и уши подзагорели. Он заказал кофе и купил хлеба, колбасы, сыра и воды.
Когда он вернулся, за их столиком сидели два молодых человека, оба веснушчатые и рыжие. Они ели мороженое.
— Нельзя здесь ничего брать, — сказал кучерявый молодой человек. — Надо в город ехать, в магаз. Там все равно жутко дорого. Но здесь, здесь вообще беспредел. Раньше колбаса была по восемьдесят форинтов, вот это был социализм, а теперь за то же самое втридорога дерут!
— Тут еще стоят палатки тех, кто в прошлую субботу перебежал через границу, — сказала Катя.
— Мы иногда ездим на их «трабанте», там даже ключ от зажигания вставлен. Мы его все время обратно пригоняем, к палатке, но там больше никто не показывается, а внутри все потихоньку гниет.
— Одну палатку мы открыли, из-за птицы, птица там была, — сказал другой, лицо которого покрывалось румянцем всякий раз, когда он начинал говорить.
— Она б иначе сдохла от жажды, — сказал кучерявый.
— Ну, я пошел, — сказал Адам, когда Катя допила свой кофе.
Он поднял коробку с черепахой.
— Завтра зайду.