— Что же ты хотел мне рассказать, друг мой.
— Ах, да. Я уже и позабыл, что меня могут слушать. Так вот, Инар, я родился в горах, и кое-что смыслю в этом. Понимаешь ли, горы — это как целый отдельный мир, они живут по своим законам, которые, однако, являются самыми обычными законами природы.
Гейл, закатила глаза.
— Я пойду, Инар. Твой друг очень мил, но уж очень многословен. Потом расскажешь мне, что он пытался тут сказать, только коротко и ясно. Ты же знаешь, любимый, я предпочитаю дела, а не слова, ваша беседа на пронизывающем ветру меня утомляет. Пойду паковать вещи, чтобы мы смогли быстро сняться со стоянки, когда придет время. Жду тебя.
Она приподнялась на носочки и поцеловала эльфа. Инар засмотрелся на ее крепкую, коренастую, но очень соблазнительную фигуру.
— Хватит пялиться на мой зад, гном! Не про твою честь! — громко сказала, она не поворачивая головы.
Барри весело захохотал.
— Как она узнала, что я пялюсь на ее зад? У нее что глаза на затылке, Инар?
— Нет, Барри, она просто наблюдательна, а ты пялишься на зад любой особы женского пола, — Инар дружески толкнул друга в плечо.
— Старею, ничего не остается только пялиться. Я единственный гном в этой компании, а мой лучший друг нашел мне замену, мне одиноко. Развлекаюсь, как могу.
— Пьешь и сквернословишь с солдатами.
— Мы еще играем в карты! Не думай обо мне плохо.
— Ты хотел мне что-то сказать, — тактично напомнил эльф.
— Да-да. Эффект бабочки, друг мой.
— Что?
— Есть такое высказывание: когда на одном конце света бабочка взмахивает крыльями, на другом конце света начинается буря.
— Глупости какие. Бабочка не может вызвать такого эффекта.
— Ой, эльф. Любовь сделала тебя глупцом, хоть я и рад, что ты влюбился и оставил попытки покорить Мирру, но тебе это точно не на пользу. Это иносказательно, это метафора про бабочку. Но я знаю, что могло вызвать эту бурю.
Инариэль молчал, внимательно всматриваясь в испещренное морщинами лицо гнома.
— Другая буря, Инар. Где-то сошла лавина, очень большая лавина. Такая, которая сметает все на своем пути, после которой остается только огромный толстый слой снега и больше ничего на многие, многие недели.
— Лавина? Ты думаешь это как-то связано с..
— С Мирриэль? Безусловно. Это была не естественная лавина, ее вызвали намеренно.
— Почему ты так решил?
— Ха, потому что я очень мудрый гном! И еще потому, что накануне бури я слышал, как сотрясались горы.
— Сотрясались?
— Еще бы! Было четыре очень сильных толчка. Ты что не почувствовал этого ночью, накануне бури? Хотя, о чем это я, ты был занят скорее всего совсем другими толчками, — гном громко захохотал, глядя на смущенное лицо эльфа.
— Я ничего не почувствовал. Это точно. Я не мог такого пропустить.
— Гном дело говорит, Инар, — слегка покачиваясь к ним приближался взъерошенный Дарк.
В его глазах больше не было боли и тоски. Он был помят. Аккуратную бородку на его лице сменила грубая черная поросль густых волос. А утонченный наряд заменили грубые, но теплые выделанные шкуры. Он был похож на дикого горца. Он остановился рядом с эльфом и ожесточенно чесал бороду.
— Гном, как вы носите эту поросль всю жизнь? Это же так чешется! И в ней остаются остатки пищи, это ужасно!
Барри опять захохотал.
— Зато, если проголодаешься, всегда сможешь чем-нибудь перекусить!
Дарк брезгливо повел плечами.
— Фу, гадость какая! Ты такой мерзкий, гном! Если бы не твоя настойка, я бы выгнал тебя в бурю!
Инариэль прервал их дружескую перепалку.
— Что за толчки?
— Ах да, толчки, — гном сразу стал серьезнее. — Четыре взрыва. Использовали наши, гномьи заряды. Очень мощные. Это не было случайностью, Инар. Кто-то, и мы знаем кто, специально вызвал сход снежной лавины.
— Мирра. Но зачем?
— Не правильный вопрос, друг мой. Правильный вопрос будет звучать так: кто?
— Не понимаю.
— Ты совсем отупел, эльф? Я понимаю, что Гейл вскружила твою голову, но не так же? — Дарк смотрел на эльфа с сожалением. — Тот, кто взорвал эти снаряды должен был быть в зоне схода лавины. У этого смертника не было никаких шансов спастись. И зная нашу маленькую героиню, я уверен, что она бы никогда не подставила кого-то, она взяла все на себя. Вот тебе и вопрос, кого нам оплакивать? Только ее, или все наше дальнейшее существование — это лишь продление наших мук, ведь без нее…