Хромцова молчала, но по ее сжатым губам и характерному подергиванию левого века было видно — она тоже в полном недоумении. Агриппина Ивановна последнее время постоянно оказывалась в ситуациях, которые не могла контролировать, и это явно выводило ее из равновесия.
— Господа, давайте не будем делать поспешных выводов, — попытался я сгладить ситуацию, хотя сам чувствовал, что это как пытаться потушить лесной пожар стаканом воды.
— Поспешных? — Яков Гревс повернулся ко мне с выражением лица человека, который только что разочаровался в своем лидере. — Александр Иванович, через десять часов здесь будет три вражеских флота. Десять часов! А у нас нет даже подобия единого плана!
— Девять часов пятьдесят восемь минут, если быть точным, — машинально поправил я, взглянув на таймер. — И, кстати, до сих пор пока не понятно, где они будут.
— О, спасибо за уточнение! — саркастически отозвался Гревс. — Теперь я чувствую себя намного лучше!
Император действительно поступил… странно. Не выбрать главнокомандующего в ситуации, когда три вражеских эскадры приближаются к твоей столице — это странно применять слово в отношении Ивана Константиновича, но мальчишество.
— И что теперь? — Арсений Павлович Пегов остановился посреди коридора, разведя руками. — Продолжаем спорить, пока Птолемей Граус не решит вопрос за нас? Или может, устроим голосование? Демократично выберем, как именно нам проиграть эту войну?
— У нас есть девять часов пятьдесят семь минут, — напомнила Хромцова, игнорируя сарказм. — Предлагаю использовать их для подготовки обороны, а не препирательств.
— Подготовки к чему именно? — взвился вице-адмирал Пегов, найдя объект своей неприязни в лице командующей 5-ой «ударной» дивизии. — К обороне столицы? К защите всей системы? К написанию завещаний? Дайте мне конкретику, вице-адмирал!
— К селекторному совещанию через час, — отрезала Агриппина Ивановна тоном, который обычно использовала для особо тупых мичманов. — Где мы, как взрослые разумные люди, попытаемся выработать хоть какой-то план. Если, конечно, вы способны вести себя как взрослые разумные люди, а не как обиженные дети в песочнице.
— Это вы сейчас на что намекаете? — Пегов сделал шаг к Хромцовой.
— Ни на что не намекаю, — парировала она, положив руку на эфес своей сабли. — Говорю прямо.
Ситуация снова накалялась, и я решил вмешаться, пока дело не дошло до рукоприкладства. Хотя, честно говоря, драка между адмиралами могла бы хотя бы разрядить обстановку.
— Господа и дамы, — я встал между ними, — давайте оставим выяснение отношений на потом. Желательно, на время после победы. Мы же собираемся побеждать? Не так ли?
Агриппина Ивановна и Пегов, буравя друг друга взглядами, разошлись в стороны. Мы какое-то время шли не разговаривая, направляясь к выходу, а затем, на стоянку наших шаттлов. Каждый думал о своем…
Борисевич, шедший рядом со мной все это время, был непривычно молчалив. Генерал-губернатор, способный найти повод для шутки даже на собственных похоронах, сейчас больше напоминал сдувшийся воздушный шарик. Его обычно румяное лицо приобрело сероватый оттенок, а в глазах читалась тревога.
— Нехорошо это все, — наконец пробормотал он, покачивая головой как китайский болванчик. — Ох, нехорошо. Как говорили наши предки: «Без головы и туловище — не жилец». Или как там… «У семи нянек дитя без глазу»? Черт, все поговорки перепутал.
— Может, император знает что-то, чего не знаем мы? — без особой надежды предположил я, хотя сам в это не верил.
— Александр Иванович, — Борисевич остановился и посмотрел на меня из-под насупленных бровей. — Мальчику восемь лет. В восемь лет максимум, что можно знать — это таблицу умножения и где мама, то есть сестра прячет конфеты. Я в его возрасте верил, что дети появляются из капусты, а звезды — это дырки в небе!
— Ну, технически звезды действительно можно считать дырками в пространственно-временном континууме, через которые… — начал было я, но осекся под тяжелым взглядом губернатора.
— Вы меня поняли, мой друг, — буркнул Борисевич.
Мы продолжили движение по коридору, и я невольно прислушивался к снова постепенно разгоравшемуся спору адмиралов. Хромцова настаивала на активной обороне всех ключевых точек, Пегов упрямо гнул линию концентрации у столицы, Гревс пытался найти компромисс, предлагая какие-то полумеры, а Зимина молчала, явно обдумывая ситуацию.