Фанни не была женщиной веселой и жизнерадостной — скорее наоборот, а если и была чувственной, то хорошо скрывала это от постороннего глаза. Шансы на то, что она выйдет замуж второй раз, тем более с пятилетним ребенком на руках, были невелики. Наверное, Нельсон увидел в ней то, чего не замечали другие».
Другой британский историк дает следующую характеристику внешности Фрэнсис Нисбет: «У нее была элегантная фигура, свежий цвет лица, но острый нос и необщительные манеры».
Впрочем, в семействе Гербертов — Нисбетов была и своя семейная тайна, о которой Нельсон узнает несколько позднее, но с последствиями которой ему через много лет придется столкнуться. Дел в том, что супруг Фрэнсис Нисбет не просто умер, а умер сумасшедшим. Некоторые историки считают даже, что в припадке сумасшествия он покончил с собой…
Что касается самого Джона Ричардсона Герберта, то это был тот самый президент законодательного совета острова Невис, который не столь давно одним из первых призывал генерал-губернатора Ширли разделаться с «маленьким человечком» Нельсоном. Поэтому можно представить изумление Герберта, когда он, вернувшись домой, застал у себя того самого «маленького человечка», который, стоя на четвереньках, загонял под стол его внучатого племянника.
— Боже милостивый! — восклицал он впоследствии, вспоминая тот день. — Никогда бы не поверил, если бы не увидел своими глазами, что человек, которого все боятся, может играть с ребенком!
Этим ребенком, разумеется, был сын Фанни Нисбет.
Что касается Нельсона, то он только приходил в себя от своего очередного безответного романа с миссис Моутрей и встреча с миловидной Фанни была для него избавлением от тяжелых дум вечно отвергаемого жениха.
Фанни, в свою очередь, была уже наслышана о Нельсоне. Во-первых, о нем всегда с ненавистью говорил ее дядя, а во-вторых, незадолго до прихода на Невис «Борея» Фанни получила письмо от кузины Перри с Барбадоса, в котором та достаточно подробно описала ей капитана фрегата. В монотонной и скучной колониальной жизни появление столь колоритной личности было событием: «Наконец-то мы увидели капитана „Борея“, о котором так много говорят. Он пришел прямо к обеду, очень возбужденный, но был молчалив. Видимо, по старой поговорке, он был „весь в думы погружен“. Отказался от вина, но после обеда, когда президент начал поднимать тосты „за короля“, „за королеву и королевскую семью“ и „за лорда Худа“, этот странный человек неизменно наполнял свой бокал и выпивал, заметив, что эти тосты для него обязательны. Осушив всю бутылку, он снова замолчал. Во время обеда ни одной из нас не удалось разговорить его. Он вел себя весьма сдержанно и сурово, если не считать нескольких мимолетных замечаний, выдавших недюжинный ум. Меня посадили рядом с ним, и я изо всех сил старалась привлечь его внимание, используя всяческие уловки. Но мне не удалось выудить из него ни одного слова, кроме „да“ или „нет“. Мы все уверены, что если бы была здесь ты, Фанни, то смогла бы его расшевелить. Потому что у тебя есть „ключ“ к сердцам таких странных людей».
Во время первой их встречи за обеденным столом Фанни благодарила Нельсона за внимание к своему сыну. Надо ли говорить, что своим отношением к ребенку он сразу же покорил сердце его матери. Ради справедливости следует сказать, что в отношении сына Фанни Нельсон нисколько не притворялся: он всегда любил детей и с удовольствием в свое немногое свободное время возился с ними.
А вот в Фанни он влюбился сразу. У Нельсона вообще была удивительная способность влюбляться почти во всех немногих симпатичных женщин, которые встречались на его жизненном пути. Чем это можно объяснить? Наверное, тем, что при всем своем морском опыте он был весьма не искушен в амурных делах из-за своей врожденной целомудренности и стеснительности в общении с женщинами. Ухаживать за ними, как это делали другие — дерзко и красиво, он не умел, вел себя как-то по-детски, а порою и вовсе глупо.
И в этом случае, едва познакомившись с Фанни, он уже, как обычно, написал восторженное письмо брату Уильяму: «Думаю, что я нашел женщину, которая меня осчастливит… У нее те же манеры, что и у госпожи Моутрей. Тебе понравится это дорогое мне существо. Ты будешь восхищен ее благоразумием, вежливостью и — тебе я могу это сказать — красотой… У меня нет ни малейшего сомнения, что мы будем счастливой парой, а если не будем, то по моей вине».