Приказание Сенявина генерал встретил недовольно. Войска строились для марша по дороге в Цавтату и дальше берегом в Которо. В это время подбежал, весь мокрый от пота егерь, посланный Бабичевым.
— Ваше превосходительство, — едва переводя дыхание, выпалил он, передавая пакет, — француза видимо-невидимо. Прет без удержу. Капитан Бабичев наказали передать, что не управится.
Вяземский с досадой прочитал записку Бабичева. Тот сообщал, что французы его теснят, видимо, их не сдержать, и он начинает отходить к Цавтате. «Стало быть, Сенявин прав, — размышлял Вяземский, — иного пути, кроме как морем, у нас нет. Только каким образом все это обернется? Только бы еще не ударил Лористон…»
Собрав офицеров, он наметил маршрут отхода и прикрытие.
— Двигаться только лощинами, скрытно, — объявил он в конце. — Кивера всем снять, дабы неприятель нас не обнаружил.
Неподалеку, на площадке, раздавались громкие крики — матросы и егеря на канатах тянули к пропасти пушки, которые не успели заклепать. Генерал подозвал майора Велисарова:
— Берите батальон егерей, роту мушкетеров и демонстративно маршируйте по дороге в Цавтату. Ваша цель навести Молитора на ложный след — пусть думает, что мы отходим вдоль берега.
Эвакуация, как и задумал Сенявин, прошла успешно. Молитор, следивший за отрядом Велисарова, ожидал русских на прибрежной дороге, ведущей в Которо.
Трехтысячный отряд русских войск без единого выстрела подошел в сумерках к берегу. Сразу же гребные суда начали перевозить их на корабли. И лишь тогда Молитор, а за ним и Лористон из Дубровника бросились к месту посадки. Но было уже поздно. Огонь из фальконетов со шлюпок, меткие залпы и штыковая атака отряда прикрытия отогнали французов от берега. Когда уже в темноте последняя шлюпка подошла к «Уриилу», Сенявин при свете кормового фонаря взглянул на часы и сказал Вяземскому:
— Всего лишь полтора часа с четвертью заняла вся амбаркация. Превосходно, Василий Васильевич. К тому же при этом мы не потеряли ни одного человека.
Утром, когда подсчитали, оказалось, что из всех войск лишь десять человек пропало без вести, а один солдат был ранен.
Летом в будний день, как нынче во вторник, которский рынок привлекал много торговых людей из разных мест и обычно мало чем отличался от воскресного. Сплошь заполненные торговые ряды уставлены венецианскими изделиями из узорчатой парчи, чеканной посудой, местными гончарными и стеклянными изделиями, товарами из Сицилии, Сардинии и далекого Константинополя. Правда, в такие дни бывало меньше покупателей, но сегодня сотни возбужденных которцев заполнили рынок с раннего утра. Тут и там возникали жаркие дискуссии, горячо обсуждали внезапную новость, невесть как проникшую в город:
— Которо будет отдан французам!
К полудню тысячная толпа направилась в город, на площадь перед собором. Отовсюду неслись возмущенные голоса:
— Не хотим Бонапарта! Беритесь за оружие! Лучше смерть, чем позор! — кричали со всех сторон.
— Русские! Только русские братья могут спасти нас! — все громче раздавалось на площади.
Едва «Селафаил» стал на якорь у крепости Кастель-нуова, чтобы прикрыть вход в Которскую бухту, как подошли лодки с депутациями от жителей Которо. Тридцать депутатов города и окрестных общин пожаловали к Сенявину. Адмирал пригласил всех в кают-компанию. Войдя, они продолжали стоять и затем поклонились адмиралу. Вперед выступил седобородый, видимо, самый пожилой и уважаемый которец.
— Наш препочетный начальник и покровитель, — начал он торжественно, — услышав, что государю угодно отдать нас французам, мы, предав все огню, согласились оставить отечество и следовать повсюду за твоим флотом. Пусть одна пустыня, покрытая пеплом, насытит жадность Бонапарта, пусть он узнает, что храброму славянину легче скитаться по свету, нежели быть его рабом. — Старец вздохнул, переводя от волнения дыхание, и все согласно закивали.
Сенявин слушал без переводчика. За многие месяцы этой кампании он довольно сносно выучился говорить и понимать не только по-здешнему, по-которски, но и по-итальянски. Невольно волнение жителей передалось и ему. А старец продолжал:
— Мы решили с оружием в руках защищать свою независимость и готовы все до единого положить головы свои за отечество. — Он на минуту передохнул. — Защищая его, не пожалеем крови своей, пусть могильные кресты напоминают потомству нашему, что мы славную смерть предпочли постыдному рабству и не хотели другого подданства, кроме российского. — Старик закончил, свернул свиток и с поклоном вручил его адмиралу.