Катер захватили, мост вон взорвали, есть о чём сообщить. Причём есть кому. Факт, о котором стоит помянуть. Караулов, который уходил с генералом Росляковым, чуть позже после нашего расставания, должен был отправить шифровку на Большую землю о наших планах. То, что мы тут безобразничать будем. Так что там должны об этом хорошо знать. Глядишь, им помощь подкинут. Нам вряд ли, к этому моменту нас тут не будет.
Опознались мы нормально, трижды мигнули фонариком в сторону стоянки и с десятисекундной заминкой нам ответили, три раза быстрых мигания, один длинный и один быстрый. Всё правильно. Если стоянка захвачена, дед, а именно он знал сигнал опознавания, сообщит без последнего, это означает что тут чужаки. Мы в ответ на правильный отзыв, дважды быстро мигнули. Это тоже обговорили, сообщая, что точно свои. Катер, урча двигателями, подошёл к борту бронекатера Фадеева и причалил к нему. Это всё прошло нормально. Я же, почти сразу перекликнувшись с дедом парой слов, стал отдавать приказы:
– Всем подъем, готовимся к срочному отходу. Раненых на буксир, пусть медики ими займутся. Ящики с патронами на барже?
– Да, все успели перетаскать, – сообщил дед, обнимая меня, когда я на буксир поднялся. – Машина только с пулемётами сломалась, так мы их сняли, перенесли на баржу, поэтому ничего с берега на судно заводить не нужно.
– Отлично, сколько времени экономим. Центровку погрузки проверял?
– Да ходил с твоим прибором. Пришлось перекладывать некоторые вещи, но баржа стоит ровно.
– Совсем отлично. Всё бегом, отходим.
Пока было время, я собрал совещание командиров. Кроме меня были дед, Лазарев и Фадеев. Последние были в изрядном удивлении, куда это мы несёмся сломя голову? Снова какое дело или боевая операция? Зачем тогда буксир берём, который у нас за место тыла? Совсем не понятно. Да и место для тайной стоянки тут замечательное.
– Мы уходим в Азовское море, – сказал я, когда все расселись, отчего тут же воцарилось полная тишина, ну кроме топота команды над головой и рёва запущенных двигателей, прогреваемых после долгой стоянки.
– Не понимаю, мы же хотели уйти к нашим в акваторию Волги? – проговорил Фадеев.
В отличие от него, Лазарев, что бросал на меня задумчивые взгляды, сообразил, тем более он знал, о чём говорить, был свидетелем. Вот что он озвучил:
– Мы не сможем уйти по Дону к нашим. Река перегорожена. После подрыва моста, пройти можно только через один пролёт. А между другими рухнули перекрытия и настил полотна. А там где мы можем пройти, там не пройдёт буксир. Как я понимаю, Александр его не бросит, как и баржу. Она там тоже не протиснется. Единственный выход, Азовское море через Керченский пролив к нашим. Только зачем такая спешка?
– Я когда со штурмовиками общался, свой позывной и фамилию с именем засветил. Иначе они бы меня не послушали, а так был шанс и он сработал. А немцы не дураки и дважды два быстро служат. День мы потеряли впустую, а эту ночь я терять не хочу.
– Засветил? – не понял Лазарев. – Это как плёнку засветить?..
– Правильное сравнение, – кивнул я. – Я как бы засветился перед всеми. Все обо мне слышали. Как маяк в ночи, мол – я тут. Нужно поторопится, немцы поймут, что через мост мы не проходили, где-то тут стоим, и со временем путём умозаключений сообразят, что мы где-то в Азовском море и перекроют Керченский пролив. Хотя они его и так перекроют. До него мы дойти не успеем, перехватят, авиацию натравят, как засекут. Мы им в пропагандистских целях как кость в горле. Топить будут и тут же раструбят об этом. Но Азовское море это не Дон, спрятаться можно много где и осматривать им придётся огромные площади. Тем более у меня имеются некоторые планы на счёт северного побережья моря.
– А западное? Тот же Ейск, например? – поинтересовался лейтенант.
– Если бы немцы с катера там бывали, я бы сам туда пошёл, но они туда не заходили. Красться будем редко, только тёмными ночами и недалеко от побережья. Но подальше от наблюдателей на берегу, чтобы не засекли. Укрываться будем в пустых бухтах под режимом маскировки. Всем всё ясно? Тогда обговорим, как будем проходить под двумя мостами и мимо Ростова. Причём пройти мы должны так, что о нас не должны знать и даже не должны заметить.