Когда подошёл вечер, мы стали собираться, как стемнеет, вылетаем в Москву с дозаправкой в пути. Дело это не простое, собраться, да ещё аэродром находился в восьмидесяти километрах от Поти. Понятно, что едва успели, но нормально, транспортник ждал. Сам Кузнецов оставался тут на пару дней, так что летели мы практически одни, так, трое попутчиков из военных корреспондентов и всё. Поэтому, когда нас на грузовике привезли на аэродром уже начало темнеть. Парни наши грузили в самолёт вещи, борттехник помогал им их раскладывать, чтобы центровку не терять. Дед уже забрался в салон, устроившись на одной из лавок и подрёмывал, рядом лайки устроились, да и остальные последовали за ним. Все кто нас провожал, остались в зале столовой штаба, где мы всё праздновали, мы там и простились, поэтому рядом с самолётом всего трое было. Это адъютант командующего Черноморским флотом, это он обеспечивал нашу доставку на аэродром, пара командиров из авиаполка, что тут дислоцировался, ну и мы с Юрой стояли, дышали свежим воздухом, пока летуны прогревали моторы. Именно поэтому подошедшего капитана НКВД я не сразу заметил, обратил внимание, как покосились в сторону провожающие, и полуобернулся, наблюдая, как подходит этот ладный капитан. Форма на нём действительно очень ладно сидела.
– Товарищ Поляков?! – прокричал тот, кинув руку к виску, даже такое движение у него вышло очень изящным.
– Да, это я.
– Прошу пройти за мной. На спецсвязи, товарищ Сталин. Он желает свами поговорить.
– Документы ваши можно сначала посмотреть? – попросил я.
Тот спокойно достал, включая мандат личного порученца Верховного. На адъютанта это произвело впечатление, тот с уважением посмотрел на капитана.
– Товарищ Сталин попросил вас лично задержаться в Поти. Вылетите через три дня. Пусть вас не ждут, сразу вылетают! – прокричал капитан, пытаясь перекричать рёв моторов, причём не только мне, но и остальным.
Документы у того были в порядке, так что кивнув своим, обнял Юру, нужно торопиться, велел ждать меня, и побежал за капитаном к машине, «эмке». В сопровождении у капитана был броневик, пулемётный «Ба-20». Адъютант последовал за нами, сказал, что будет сопровождать на своей машине к штабу флота. Именно там была аппаратура спецсвязи. Хотя вроде в отделе НКВД тоже, но фиг его знает, может, и нет там. Когда мы выезжали с территории аэродрома, самолёт начал взлетать, и капитан воскликнул:
– Никак мотор горит?!
Повернув голову чтобы взглянуть в ночную мглу и рассмотреть огнь горевшего двигателя… и всё, темнота, абсолютная темнота. Хотя вроде до её наступления, слегка вспыхнула лёгкая боль в затылке. Или мне показалось? Неужели опять?..
Очнулся я как-то сразу рывком. То есть недолго приходил в себя, осматриваясь мутным взглядом, как это у меня было после контузии. А раз и очнулся, и увидел как мужчина в белом халате, видимо врач, разгибаясь, убирает резко пахнущий шарик ваты от моего лица. Ага, так вот что заставило меня очнуться, дали понюхать нашатырного спирта. Где я интересно? В госпитале? В аварию попали? Ничего не помню. Последнее что припоминается, что в машину садился к людям Берии и выезжал с территории аэродрома. Вроде когда ворота проезжали с часовым, чем-то меня отвлекли. Точно, так и было. Больше нечего не помню. Хм, а я вообще у наших?
Тут врач, который убирал инструменты и баночки в кожаный саквояж, кому-то что-то сказал, причём на незнакомом мне языке. Предположительно на польском, пшекал много. А это уже совсем не хорошо.
– Очнулся, значит? – услышал я знакомый голос. Узнал сразу, того капитана баритон был.
Наконец поляк сделал шаг в сторону, и я рассмотрел сидевшего на соседней койке капитана, порученца Сталина. Был он в той же форме, точнее в командирских галифе, френча не было, нательная рубаха, повреждённая и тронутая огнём, голова забинтованная, правая рука в гипсе. Хорошо его потрепало. В это время я расслышал голоса в коридоре, на немецком. Видимо был обход в госпитале, и врач давал указания. Тут всё и встало на свои места. Опять выкрали. То бандиты, то теперь вот немцы. Им что я мёдом намазан?!
– Где мы? – слабым голосом спросил я, слегка играя слабость.
– А ты догадайся, – усмехнулся тот.